Давно пора было подвести итоги проекта, который завершился в июне уходящего года, однако как-то все не доходили руки. Не уверена, что и сейчас я сделаю полноценный анализ, но год заканчивается и хочется все-таки завершить некий гештальт.

  Итак, проект "Мама- малыш от 0 до3" завершен. Он длился три года.  Группа закрылась, так как двум участникам проекта перевалило за три года и продолжать проект мы уже не могли, хотя не все дети достигли к окончанию проекта заданного возраста. Был среди участников и малыш, который пришел с мамой в проект в 0 возрасте. Поэтому наблюдать детей в разной возрастной категории было еще интереснее.

 Задачи, которые были поставлены перед проектом в начале его организации выполнены. В ходе работы группы, появлялись и разрешались проблемы, о которых можно было только догадываться, что вызывало дополнительный интерес и мотивировало к продолжению работы. Многие вещи, которые были известны торлько из теоретических материалов, подтверждались в процессе,  В группе кроме группового аналитика (дирижера), работал еще детский психолог с опытом групповой работы методом группового анализа.

 В рамках данного проекта непосредственно методом группанализа фактически существовали две подгруппы - взрослые участники проекта- мамы и специалисты, и  дети. Взрослые участники рассаживались в круге, ведя свободную беседу, которая все-таки оказывалась больше ориентирована на родительско-детские, иногда партнерские отношения, а также на наблюдения того, что происходит в детской подгруппе. Малыши в начале проекта были в центре круга, каждый в соответствии со своим возрастом- кто-то уже играл, кто-то сидел (лежал) рядом с мамой. По мере взросления детей, они уходили из круга взрослых, продолжая осваивать пространство кабинета и находящиеся там игрушки. Дирижер не только наблюдал за процессом, в качестве пассивного участника, но и помогал поиску наиболее комфортных, перспективных коммуникаций между всеми подгруппами-
Родители- дети
Между родителями
Между детьми.

Часто приходилось переводить язык этих подгрупп друг другу. Помогать мамочкам выдерживать эмоции детей, не вмешиваясь в те процессы, которые происходили в детской подгруппе, дифференцировать опасность не вмешательства и пр. Постепенно взрослые участники смогли выдерживать свои фрустрации. Наиболее сложным оказался процесс перевода взрослой подгруппе процессов, происходящих в детской.  В процессе работы группы, мамочки делились своими новыми знаниями, своим пониманием происходящего, своими чувствами и осознанием деструктивных стереотипов, связанных с родовыми сценариями. Было много инсайтов. Постепенно в группе и подгруппах появилось доверие. Ближе к окончанию работы проекта, взрослые члены группы делились тем опытом, который они получили в группе и распространением его уже на свою жизнь вне группы, а также тем, как отличалось поведение их детей от ровесников на детских площадках  и других детских коллективах, в которых они оказывались. Малыши научились отстаивать свои интересы без истерик и манипуляций, их вербальный запас позволял вести переговоры без организации драк. Они научились лучше управлять своими эмоциями и доверять взрослым участникам группы. К концу проекта дети стали организовывать совместыне игры, стали договариваться, а не отнимать игрушки друг у друга. Взрослая подгруппа также стала больше доверять своим детям, оставаясь больше нейтральными наблюдателями и позволяя малышам самим справляться с возникающими между ними проблемами. Вначале работы группы мамы активно включались в детские разборки и с трудом выдерживали драки между ними.

"Тренировка Эго в действии" для взрослой подгруппы оказалась достаточно актуальной и больше отразилась на научении давать детям больше самостоятельности, научиться их меньше контролировать, а больше доверять. Надеюсь. что данный опыт оказался полезным и для "внутреннего ребенка" участников взрослой подгруппы. Темы насилия, агрессии, садизма в воспитании в семьях и обучающих учреждениях возникали довольно постоянно., так же как и тема власти. Темы научения или обучения  культуре через элементы насилия также часто затрагивались в беседах взрослых, были попытки опрадания семейного насилия и различных ритуалов подчинения, манипулятивных техник, шантажа и пр. Актуальными были темы, связанными со сложностями контакта с незнакомцами, посторонними или просто иными. Возникали темы, связанные со страхом возможности гомосексуальности у своих детей, часто такие темы сопровождались  обессцениванием мужчин, идеями жертвенности женщин. Ращепление  на хороших матерей и плохих отцов присутствовало в течении достаточно длительного периода. Постепенно взрослая подгруппа приходила к осознанию своей женской идентичности и роли матери в семье и социуме и перестало бояться признать возможность и наличие сильных женщин, а не рабынь и жертв. Отказ от статуса жертвы позволил выстроить вертикалные отношения мать-дитя в диадных подгруппах и утвердиться в ролевых социальных моделях. Еще одной из ведущих тем, которые так или иначе возникали в процессе работы - это желание освободиться от коллективной вины, а также темы зависти и стыда.

Также работа группы подтвердила важность идеи привязанности, которая впервые была выдвинута Джоном Боулби и расширена Мэри Эйнсворт. Трехлетний опыт показал, что наблюдения Эйнсворт за детьми от 12 до 18 месяцев  в лаборатории Балтимора (1969-70 гг), где она выделила три основных паттерна привязанности: надежный, избегающий и тревожно-эмбивалентный, которые  проявились и в работе нашей группы. Родители смогли увидеть и осознать важность создания условий для более надежного стиля привязанности в отношениях со своими малышами, а также проработать свои собственные проблемы, вытекающие из данной темы и отразившейся на собственной взрослой жизни. Те, у кого в детстве сформировалась надёжная привязанность, как правило, имеют хорошую самооценку, крепкие  отношения и способность раскрыться перед другим человеком. Став взрослыми, они обычно создают здоровые, счастливые и длительные отношения.​

Первые исследования родителей с целью показа передачи безопасной и небезопасной привязанности между поколениями были проведены ученицей Эйнсворт, Мэри Мэйн, которая и обнаружила что то, как родители помнят и упорядочивают свой собственный детский опыт, в большой степени предсказывает то, к какому типу привязанности будут относиться их дети.

Мамы нашей группы отмечали, что их дети, показывают более высокий уровень уверенности в себе и способности к адаптации, по сравнению со сверстниками показывают большую самостоятельность и меньшую зависимость. Они показывают меньше агрессии,  больше согласия со своими сверстниками и большее послушание с возможностью умения договариваться в спорных ситуациях.

Четвертый стиль  привязанности - дезорганизованный, (предложенный позднее  Мейн и Соломон на основе результатов собственных экспериментов), в работе группы отмечен не был.

 Иногда в группе мам замещали отцы, когда те не могли по разным причинам присутствовать на группе. Динамика группы менялась и мы получали новый опыт, в том числе и во взаимоотношениях детей в присутствии отцов. Но этот опыт был скорее исключением, хотя и расширял возможности группы в целом.
Иногда группа сама становилась терапевтом, отражая все происходящие процессы и находя удачные пути разрешения проблем и конфликтов, расширяя пути выхода из них.

 Опыт данного проекта показал, что группа, работающая методом группового анализа, отражая реальные события, которые происходят внутри каждой семейной системы участников, демонстрируя деструктивные паттерны поведения, устойчивые стереотипы, не позволяющие свободно развиваться как детям, так и делать самостоятельный выбор родителям, получала другой опыт взаимодействия в целом, что указывает на перспективы  дальнейшего развития метода группового анализа не только среди взрослых, но и среди детей. Забежав вперед, могу сказать, что другой новый проект подобного типа "Родители- дети от 6 до 10" проходит несколько иначе, имеет  другие задачи, иной сеттинг.

 В процессе работы группы, размышления Д. Винникота ( английский психоаналитик) о том, что аналитик должен создать в клиническом сеттинге среду, подобную материнской поддерживающей атмосфере, полностью оправдались, так же как и его идея "достаточно хорошей матери". Сама группа, вернее ее матрица, в ходе работы должна стать такой матерью. В группе и взрослые, и дети, повторно переживают определенный вид взаимодействия между матерью и ребенком. Дирижер, при этом, должен стать доступным для восприятия как целостная личность, что делает его роль в такой группе более активной. При этом, если задача малой группы, где участниками являются только взрослые, обучение состоит в возможности как принимать, так и отдавать, а индивидуальная терапия способствует научению "питаться и извергать", то совместная группа родителей и детей, совмещает обе задачи.  Х.Кохут ( американский психоаналитик, основатель психологии Селф-объекта) считал, что работа с пациентом может принимать форму создания атмосферы, напоминающую мир раннего детства, для обнаружения "хорошего селф-объекта, который будет способствовать развитию динамического взаимообмена. Такой подход способствует выходу из нарциссической травмы и привязыванию к матрице селф-объектов, что позволяет быть социальным существом. И Кохут и Винникот считали, что угроза "разваливания социального организма на части", снижается при индивидуальной терапии, которая организована так, что позволяет индивиду расти.

 В условия группового анализа, данная задача вполне выполнима и даже с большим успехом, чем при индивидуальной, так как именно в условиях группы мы встречаемся с социальными силами лицом к лицу. При этом в родительско-детской группе, дирижер становится видимым и идентифицируемым в роли аналитика, сознательно моделируя группу, как "матерь окружающей среды". При этом роль дирижера в такой группе, продолжает опираться на представления  З.Фоукса (английский психоаналитик, основатель группового анализа), включающие три составляющие - динамическое администрирование, сам анализ и перевод.

 Динамическое администрирование в данном проекте опиралось на разработку сеттинга, более эффективного для его участников, учитывая возраст малышей. Группа работала один раз в неделю по 50 минут, разрешая посещать группу отцам.

 Сложности перевода были связаны с наличем подгрупп, каждой из которых был свойственен свой язык.в роли переводчика дирижер предполагает, ято  терапевтический процесс совпадает с коммуникационным процессом. Фоукс предполагал, что люди обмениваются на четырех уровнях и дирижер должен переводить попытки общения с более аутичного и бессознательного уровня к более вербальному и сознательному. выполнение роли переводчика означает обнаружение симптомов в матрице группы и восприятие их как проявления несвободы и несвязанности.  При этом, следует осознавать, что как ведущие мы можем передать в роли переводчиков лишь приблизительный смысл того, что имеется в виду. Поэтому важны не только интервенции ведущего, но и любого дучастника группы. Дирижер вмешивается в диалог, оставляя пространство для обратной связи и давая группе возможность решать, подходит ли ей та или аная интерпретация. в том числе и детской подгруппе, которая в нашем проекте реагироовала скорее всего невербально. Иллюзия того, что дирижер с  позицией нейтральности и абстинентности, может быть беспристрастным и объективным наблюдателем, подтверждается своей не состоятельностью в ходе проекта и необходимостью пересмотра роли ведущего по сравнению со взглядами первых групповых аналитиков. Только научаясь выдерживать высокий уровень фрустрации, группа может идти вперед. А поддержа ведущего здесь является очень важной.

 Сложности анализа, кроме вербальных и невербальных интервенций, заключались в необходимости большей расшифровки происходящего в детской подгруппе. Больше было обучающих, раскрывающих моментов, чем интерпретаций. Тенденции современного группового анализа в его развитии ставят перед дирижером новые задачи. Ведущий должен доверять группе, чтобы обеспечить любой вид коммуникации и построения матрицы группы. Взаимосвязь между аналитиком и анализантом в группе происходит в неком интерактивном треугольнике, который по выражению Герхарда Вильке, идущего за Огденом, приводит к созданию "третьего субъекта". При этом Вильке считает, что "события переноса-это не повторное разыгрывание прошлого, а сценическая повторная  драматизация внутреннего опыта здесь и сейчас, осуществляемая в групповом контексте. Хотя взаимодействие характеризуется переносом и контпереносом, относящимся по своему происхождени к семейным отношениям, его можно описать только лишь опираясь на происходящее здесь и сейчас, потому, что паттерн взаимодействия никогда не был таким, как раньше, и никогда не был сформирован  именно такой группой. Это уникальный акт повторного сотворения между теми, кто попал в текущую группу и окружающей ее социальной матрицей". И именно это наблюдение и понимание происходящего, дает возможность изменить семейный сценарий при обнаружении его деструктивности. Данная работа, конечно более важна для взрослой подгруппы.

Группа, ведущий и анализант (в нашем случае -пара) образуют взаимозависимый гештальт, а аналитический инсайт сочетается с пониманием происходящего и нарративом. При этом, вербальные интервенции дирижера зависят от инсценировки  бессознательного конфликта в группе и отмечают изменение, которое уже было сделано в интерактивном рехиме группой, ее подгруппами и самим ведущим.

Так или иначе оба проекта однозначно показывают возможность и целесообразность работы методом группового анализа в рамках совместного участия детей и родителей.

Одной из форм современной групповой психотерапии является Групповой Анализ (или группанализ). Это форма психоаналитической групповой психотерапии, что означает разговорную форму психотерапии, основанную на спонтанном свободном ассоциировании, где ведущий не выдает никаких инструкций или заданий, а предоставляет участникам группы выражать себя и свой внутренний мир так, как они этого хотят. Ведущий группы (дирижер) помогает каждому участнику группы осознавать себя и мир собственных чувств и взаимоотношений с другими людьми, а группе-в-целом осознавать собственную динамику. В рамках данного проекта непосредственно методом группанализа будет работать группа из взрослых участников, которые рассаживаются в круг и ведут свободную беседу, одновременно взаимодействуя и между собой, и с детьми, которым предлагается свободная игровая форма с использованием игрушек по их выбору. При этом дети могут по своему выбору сесть в круг и принять участие в беседе или продолжить игровую форму взаимодействия. Ведущий наблюдает за процессом, являясь также участником группы и помогает поиску наиболее комфортных, перспективных коммуникаций между всеми подгруппами-
Родители- дети
Между родителями
Между детьми
Постепенно группа сама становится терапевтом, отражая все происходящие процессы и находя удачные пути разрешения проблем и конфликтов, которые могут возникать в процессе работы группы и находя пути выхода из них. Группа, отражая реальные события, которые происходят внутри каждой семейной системы участников, демонстрируя деструктивные паттерны поведения, устойчивые стереотипы, не позволяющие свободно развиваться как детям, так и делать самостоятельный выбор родителям, получает другой опыт взаимодействия. Возникает возможность переносить данный опыт в свои семейные системы и реальную жизнь вне группы, изменяя таким образом. качество жизни и своей, и детей. Участие в такой группе направлено на улучшения любых коммуникаций в любых социальных группах- семье, школе, производственных коллективах и т.д. В январе 2018 года стартует новый проект совместной групповой работы "Родители-дети".

Идея проекта "Родители-дети" возникла и вынашивалась после опыта работы в проекте "Мама-малыш, от 0 до 3" и ряда семейных консультаций, на которых становилось ясно, что жалобы родителей на детей прежде всего связаны с самими родителями, с их установками, семейными паттернами, деструктивными системными сценариями, которые, родившись где-то в глубинах родовых программ, автоматически переносились в отношения с собственными детьми. Так как эти сценарии, как бы впитывались "с молоком матери", то их патологичность не осознавалась. Деструктивные программы становятся Эго-синтомными.Работа в группе с малышами показала еще одно явление - молодые мамочки, стараясь быть идеальными, подвергаются заражению еще одной программы, которая, стала популярна в последнее время в связи с развитием психологических услуг(как бы странно это не звучало) - желанию быть "достаточно хорошей мамой" (термин ввел Д. Винникотт-детский психоаналитик) и идеи "зрелого родительства". В самих этих идеях нет ничего негативного, дело в том, что попадают они на, мягко говоря, не совсем зрелую почву, которая искажает их реализацию, уничтожая, порой, весь урожай. Мамочки, которые так и не стали взрослыми, не понимают потребность своих детей, боятся встретиться с их эмоциями, не дифференцируют собственные чувства, отсюда - не принимают ни себя, ни собственных детей, при этом всеми силами, пытаясь действовать "правильно". При взаимодействии с ребенком, такая мама иногда полностью забывает о себе, о своих потребностях и желаниях, истощаясь и эмоционально и физиологически. Истощенная, измученная мамочка начинает тихо ненавидеть собственное дитя, ужасаясь и всячески вытесняя свои агрессивные чувства. Создается патологический круг, из которого не виден выход. Итогом часто бывает соматизация и детей, и самих мам.
Идея новой группы, где родители, а это могут быть и отцы, и другие родственники, как раз и связана с возможностью, находясь в безопасном терапевтическом пространстве, найти другие решения для качественного взаимодействия и между собой, и с детьми, и в конечном итоге, получая другой опыт, действительно стать зрелыми родителями для своих детей, заодно решая проблемы и своего внутреннего ребенка. Эго-синтонные патологические стереотипы поведения постепенно в процессе участия в группе и под воздействием самих групповых процессов становятся Эго-дистонными, а значит могут и осознаваться, и появляется возможность выхода из патологического круга.

Феномен агрессии все чаще входит в наш дом и в наше мироустройство.

Дети ненавидят родителей, а те в свою очередь — детей. Причиной этому являются взаимные разочарования, несбывшиеся надежды. Дети развиваются не так, как хотелось бы их родителям. Однако сыновья и дочери имеют право требовать от своих отцов и матерей, чтобы они были хорошим примером для своих детей.

Дети довольствуются существующим образцом для подражания, с которым они могут себя идентифицировать. Дети не хотят подражать своим родителям. Родители, не уверенные в собственной идентичности  не могут быть примером для своих детей. Они просто не годятся для этого. «Все что угодно, лишь бы не так, как мать!» или «Если отец поступает так, то мы поступим наоборот!» — полагают молодые люди. В данном случае сила ненависти прямо пропорциональна размерам разочарования, которые в свою очередь зависят от уровня предшествовавшей разочарованию идеализации. Ненависть молодежи велика, поскольку матери и отцы, учителя и воспитатели не оправдали даже самых мизерных надежд, которые вполне справедливо возлагали на них молодые люди.

В результате складывается драматическая ситуация; молодые люди не имеют примеров для подражания, объектов идентификации, необходимых для развития личности. По вине этого вынужденного дефицита страдает их идентичность.

Человеку нелегко ощущать связанное с этим состояние внутренней опустошенности. У него возникает соблазн оглушить себя наркотиками, потопить горе в вине или компенсировать унижение, демонстрируя окружающим свою отвагу и дерзость, хамство, неуправляемая агрессия становятся обычным и увы привычным ритуалом нашей повседневности.

Агрессия- (от лат.- aggredi - нападать) индивидуальное или коллективное поведение, действие, направленное на нанесение физического или психологического вреда, ущерба, либо на уничтожение другого человека или группы людей. В значительной части случаев агрессия возникает как реакция субъекта на фрустрацию и сопровождается эмоциональными состояниями гнева, враждебности, ненависти и т.д.

Агрессия представлена множественными терминами в обыденной речи. Агрессия "доброкачественная"(настойчивость, напористость, спортивная злость, мужество, смелость, храбрость, отвага, воля, амбиции) , агрессия "злокачественная"(насилие, жестокость, наглость, хамство, нахрап, зло) и собственно агрессивный, деструктивный тип агрессии. Воспринимаем мы агрессию в виде определнных ощущений, таких как ненависть, злость, раздражение, озлобленность, гнев, ярость.

Ненависть дочери к матери и сына к отцу с легкостью переносится на партнеров соответствующего пола, и возникает половая ненависть.

«Все дело в неприязни», — говорим мы, если наши идеи не воплощаются. «Между нами неприязнь», — объясняем мы, когда кто-то нам противоречит или нас укоряет. Мы реагируем неприязненно, когда кто-нибудь уязвляет нас своей неприязнью, и мы можем «чуть не лопнуть от злости» или «разразиться негодованием». В таком случае возникает необходимость выместить свое негодование на другом человеке, иначе говоря, в активной форме попытаться разозлить его, между тем как первоначально неприязнь испытывали мы и в форме пассивной. Будучи неотреагированной вовне, злость может буквально душить человека. «Проглоченная» злость не исчезает, а продолжает развиваться в психике индивида. В результате возникают печаль, досада, раздражительность, антипатия, доходящая до отвращения, негодование и дурное настроение. Злость может настолько глубоко укорениться в бессознательном, что провоцирует порой  тяжелые психосоматические расстройства.

Озлобленность — это результат подавления злости, форма хронической неприязни, которую индивид питает к своему оппоненту. В данном случае правомерно вести речь о характере, доминирующей чертой которого является ненависть. Обладатели подобного характера имеют за плечами немало обид и разочарований, берущих начало в младенчестве. Например, многие воспитанники детских домов оказываются «озлобленными детьми», личности которых поражены ненавистью. Готовность таких детей к насилию является следствием жестокого обращения, которому они подвергались. Отверженные, беспомощные, брошенные на произвол судьбы, эти изгои не могут развивать самосознание. Состояние подобных детей и подростков указывает на тесную взаимосвязь между озлобленностью и самосознанием. Молодые люди, склонные к насилию, по сути своей люди уязвленные, обиженные и не уверенные в себе. Растущая озлобленность призвана закрыть своей массой невыносимые обиды и разочарования. Жажда любви у этих людей никогда не утихает. Поэтому не стоит удивляться тому, что они пестуют свою озлобленность; они относятся к окружающим с таким же равнодушием, черствостью и бессердечием, с каким относились когда-то к ним.

Элементарные потребности в заботе и уверенности, которые испытывают подобные индивиды, остаются неудовлетворенными. Вместо этого они сталкиваются с открытым неприятием, жестокостью, неуважением и лицемерием воспитателей и родителей, которые впоследствии, замечая, что дети пренебрегают общепринятыми нормами, ни во что не ставят родительские ценности, не могут понять, что пожинают лишь то, что посеяли сами.

Злоба и неприязнь могут перерасти в гнев, при котором «кровь закипает в жилах», и взбешенный, разъяренный человек выходит из себя, рвет и мечет и готов обрушиться на любую преграду, вставшую на его пути, это уже аффект.

Враждебность — это совокупность ощутимых, но незримых аффективных и когнитивных реакций, формирующих предубеждение против определенной личности.

Насилие, напротив, представляет собой вполне очевидное враждебное поведение индивида, не гнушающегося применять физические или психологические средства для того, чтобы травмировать противника, прямо или косвенно ему вредить.

Если гнев обращается против определенных групп населения, например, против таких меньшинств, как иностранцы, эмигранты, инакомыслящие и пр. то следует вести речь о ксенофобии, в которой нет и следа страсти, а есть только неприкрытая ненависть и жажда разрушения, заслуживающие самого решительного осуждения.

Гнев вызывает вспышки ярости, может внезапно проявляться в виде вспыльчивости и тотчас угасать. Ярость освобождает людей от накопившихся отрицательных эмоций.

Кроме того, ярость может быть «праведной» и «благородной»; такая ярость заставляет людей бороться за достижение своей цели. Удовлетворение в данном случае достигается за счет определенных слов и поступков. Вместе с тем правомерно говорить и о «страстной» ярости, которая характерна для людей, страстно увлеченных каким-то предприятием, не желающих никому ни в чем уступать, яростно защищающих свое детище; такая ярость конструктивна. Деструктивной оказывается ярость, которая находит свое выражение в насилии, жестоких поступках, пытках и убийствах.

Однако не следует полагать, что ярость — черта, характерная прежде всего для криминального мира. Примеры нетерпимости легко обнаруживаются в повседневной жизни, в процессе общения с окружающими, которые способны нещадно ругать человека за его спиной. Нередко отношения людей бывают наполнены сарказмом, призванным унизить ближнего, обесценить его или его труд.

Есть два главных условия здоровой душевной жизни ребенка (помимо любви): эмпатия и последовательное воспитание: когда понятно, за что именно тебя наказывают или хвалят, что можно, а что нельзя – при этом «нельзя» не чересчур много, а «надо» выполнимы, т.е. когда послания родителей очевидны и недвусмысленны, а также последовательны. При этом важно, чтобы оба родителя давали одинаковы послания ребенку, не противореча друг другу.

Последовательность в воспитании появилась далеко не сразу: первобытные предки легко били и убивали детей, но не в наказание за проступок, а по прихоти родителей или из-за суеверий племени.

Эмпатия же к детям (способность с помощью сопереживания внимательно относиться к чувствам другого человека) зародилась относительно недавно и в нашей стране до сих пор отнюдь не стала общепринятой нормой.

Дети (особенно собственные) – это главный объект проекций взрослого. Например, если взрослый в глубине души считает себя плохим, порочным, полным недостойных желаний, то он будет уверен, что и ребенок их испытывает. Если взрослый бессознательно полагает, что заслуживает наказания, то будет наказывать детей и т.п. Если взрослый считает себя "пупом вселенной". то и ребенка он воспитывает  в таком же духе.

Кроме того, большинству взрослых свойственно делать с детьми именно то, что с ними делали в детстве (хотя есть люди–исключения, а так же те, кто, так или иначе, проработал свои проблемы).

Каждый стиль воспитания формирует свой тип характера, с присущими ему психологическими особенностями и проблемами. Поэтому общепринятое отношение к детям в конкретном обществе формирует то, какие люди будут составлять это общество спустя 20 лет и позже. Хотя в каждую эпоху есть люди, которые психологически отстают от своего времени (человека, считавшегося совершенно нормальным в архаическом обществе, мы сегодня назовем сумасшедшим) или опережают его (и становятся либо носителями прогрессивных идей, либо невротиками, которые с трудом справляются с жестокостью окружающего их мира – совершенно нормальной для их современников).

В последнее время стало модным такое движение, как "осознанное родительство". Но не проработанные молодые родители забывают о том, что на самом деле они заложники паттернов своих собственных родителей и как бы они не стремилистать стать "достаточно хорошими" папами и мамами, они не в сотоянии дать своим детям того, что не имели сами. Так продолжается великий обман, а через 20 лет придут дети "сознательных" родителей к психологам с теми же самыми проблемами, что и предыдущие, с жаждой безусловной любви, если еще они будут в состоянии сформулировать данный запрос

Последовательности и эмпатии тоже часто не хватает. Вспомним, сколько родителей без всяких объяснений меняют «нельзя» на «можно» и наоборот, а лучшим объяснением считают «потому что я так сказал». Главной психологической проблемой России является проблема личностных границ. Люди зачастую вообще не понимают что это такое, однако, когда происходит нарушение их границ на уровне чувств, все очень даже хорошо осознается. Результат - проблемы в объектных отношениях.

На чем основано воспитание детей в России в настоящее время?

Так же, как и у большинства стран Европы, в нашей стране достаточно широко распространен так называемый социализирующий стиль, но далеко не повсеместно: побои, моральное и физическое насилие над детьми – в России скорее правило, чем исключение.
Социализирующий стиль.

У родителей, воспитывающих дочерей и сыновей в этом стиле, проекции на детей становятся всё слабее, поэтому родители хотят не столько взять ребёнка под полный контроль, сколько направить его на правильный (по их разумению) путь. Главное желание родителей теперь социализировать ребёнка, встроить в общество или адаптировать его. Ребёнок считается хорошим, когда он ведёт себя социально одобряемо (слушается старших, вежливо здоровается и т.д.). Он по прежнему «должен» родителям, но уже не прислуживать в доме или терпеть побои, а быть социально успешным: хорошо учиться, «быть самым лучшим», «таким, чтобы мы могли тобой гордиться». Социальные успехи ребёнка становятся престижем родителей. Он нередко оказывается виноват, если «не оправдал»: «лучше бы я пошла работать, чем с тобой сидела!», «я столько в тебя вложил(а)!».Все это, в конечном итоге приводит к так называемой ложной самости. когда ребенок живет не своей жизнью и своими желаниями и часто вообще не очень знает кто он на самом деле. И тогда в психотерапии уже возникает другая проблема - Кто Я на самом деле, зачем Я, куда Я и где Я настоящий (ая). А не получение ответа приводит к массовым депрессиям, которые и стали бичом современного общества.

Физический контроль над детьми при социализирующем стиле воспитания сменяется психологическим: битью предпочитают манипуляции и эмоциональный шантаж («веди себя хорошо, и тогда я…», «мальчики никогда не плачут» и т.д.). Участие отца в жизни детей не только в качестве кормильца и наказывающей фигуры становится нормой. Всё меньше мужчин говорит «возиться с детьми женское дело», всё больше откликается на призывы жён «поговори с сыном», «дочке нужно твоё внимание». Да и количество мужчин, интересующихся своими детьми, душевно сближающихся с ними без напоминаний, увеличивается.

Между детьми и родителями появляется эмоциональная близость. Любимого человека по определению хочется радовать, и когда общество перестает «твердо знать», что только тотальная строгость и розга не дадут ребёнку стать аморальным и попасть в ад, всё больше родителей хочет доставить детям удовольствие, побаловать. К сожалению, забота о ребёнке нередко бывает проективной: родитель удовлетворяет не истинные потребности ребенка, а свои за его счет; ребёнку дают то, что удобно дать родителям, а не то, в чём он нуждается. В результате мы получаем глубоко депривированных людей, испытывающий длительную фрустрацию.

Другая крайность, это вседозволенность.
Пример такого отношения, семьи, где у детей нет никаких ограничений, малейшие капризы мгновенно удовлетворяются без обсуждений, ребенка заваливают игрушками и подарками, но эмоционального контакта нет. Это своего рода способ откупиться вседозволенностью и попустительством от нужды ребенка в душевной близости и понимании. Баловать по-своему гораздо проще, чем вникать в чувства и потребности ребёнка или воспитывать в нем уважение к другим людям (без которого научиться уважению к себе самому невозможно). Кроме прочего попустительствующие родители часто незаметно для себя нарушают границы самого ребёнка и дети часто испытывают эмоциональный голод. Результат все та же депривация.

Есть и категория родителей, которые стараются подкупить детей, так как это кратчайшая (хотя далеко не самая полезная для ребенка) дорога к их преданности. Такие люди нередко сравнивают себя с другими родственниками, против которых (порой бессознательно, а чаще вполне осознанно) настраивают ребёнка: «только мамочка тебя любит по-настоящему», «вот мать тебе не разрешает мороженое есть, а папа тебе всё что хочешь купит», «родители у тебя злые, а у бабушки всё, что хочешь можно делать». Результатом может стать глубокий внутренний конфликт, нарушение базового доверия, ассоциальная или манипулятивная личность. При глубоком конфликте семьи на два враждующих лагеря - папины дети-мамины дети, возможно развитие и психопатии.

Однако следует признать, что дети, получившие социализирующее воспитание гораздо меньше подавлены родителями, поэтому… позволяют себе злиться на них, обижаться, переживать, видеть достоинства и недостатки. (Для того чтобы испытывать агрессию к близким людям, особенно к родителям, тоже нужна определенная степень внутренней свободы и душевных сил). А значит, в конце концов, появляется возможность полюбить своих настоящих родителей, а не их идеализированные образы. Но и здесь мы встречаемся с проблемой. Растет количество неудовлетворенных людей, когда их истинные потребности не удовлетворялись, что приводит к невротизации  и недоверию, что в конечном итоге приводит к проблеме межличностных отношений и сложности построить в дальнейшем близкие отношения с другими людьми, в том числе и партнерами. Увеличивается количество людей с нарциссической организацией личности, что может привести к депрессии и росту суицидальных попыток, если ожидание успеха не реализуется.

Человек, воспитанный в социализирующем стиле, уже позволяет себе ощущать психологические потребности в любви, принятии себя (как другими, так и самим собой), поддержке и близости, но часто не умеет сформулировать и реализовать их. Из-за этого многие люди страдают от душевной пустоты и других экзистенциальных проблем, которые заглушают зависимостями: химическими (алкоголь, наркотики и т.д.), психологическими (деструктивные отношения, игромания и т.д.) и пищевыми расстройствами (булимия и анорексия).
С середины ХХ века Европе очень медленно, буквально в виде единичных случаев, зарождается новый стиль воспитания – помогающий. Появляются родители, готовые прислушиваться к чувствам детей, доверять их эмоциональным потребностям, ценить близость с ребёнком, сочувствовать, когда ему плохо, создавать условия для его развития и интересов. Появляются родители, умеющие проявлять истинную эмпатию. Люди, которых воспитывают в этом стиле, обычно вырастают добрыми, искренними, хорошо знающими себя, творческими, адекватными и спонтанными. Они не страдают от депрессий и неврозов, у них сильная воля, они не склоняются перед авторитетом и легче, чем другие выдерживают прессинг, легче переносят стресс, не впадают в регресс при малейшем напоминании на фрустрацию. Обычно, о них говорят - люди с внутренним стержнем, психологи - люди с сильным и цельным ЭГО. 

Свою позицию психотерапевта  американский психотерапевт - основатель семейной терапии, чье работы легли в основу таких направлений в психотерапии, как системные расстановки и гештальт-терапия, Вирджиния Сатир, выражала в «Пяти свободах», к которым стремилась привести своих клиентов:

• Свобода видеть и слышать то, что есть сейчас – вместо того, что должно быть, было или только будет
• Свобода высказывать то, что я действительно чувствую и думаю – а не то, что от меня ожидают
• Свобода быть в своих чувствах – а не притворяться
• Свобода просить то, что мне нужно – вместо того, чтобы всего лишь ждать позволения
• Свобода брать на себя ответственность за риск – вместо того, чтобы действовать только старыми проверенными способами и не отваживаться на новое

Все проблемы в отношениях начинаются с не проясненных проекций и с элементарных нарушений границ друг друга.
"Ну да, ты же у нас звезда, куда нам!..", " А, ну, это на тебя похоже...", "Я знаю что ты хотел этим сказать!..", " Ну да, ты же генеральская дочка...", "Я вообще не понимаю: откуда в тебе столько...", "Ты совсем как твоя мать" и т.д.
Большинство людей никто никогда не учил простым правилам позитивного общения, и им ничего не остается как копировать модели поведения со своих родителей. И так из поколения в поколение передаются обиды, боль, раздражение,... и в конце концов одиночество в семье.
А ведь можно изменить качество общения, придерживаясь простых правил, которые должны войти в привычку, но для этого их нужно повторять многократно.

- Сообщать о своих потребностях. Догадываться о ваших желаниях или даже нуждах - это задача мамы в ранние годы ухода за ребенком, начиная с симбиотических отношений. Не нужно ожидать такого же от других людей, даже очень близких. Помните: просьба - лучший способ добиться желаемого;

- Просьбы также должны звучать прямо. Намеки и манипуляции типа " а вот у Яны муж купил..." в лучшем случае могут быть не поняты. А в худшем - иметь обратный эффект, будучи воспринятыми как обесценивание;

- Просить вовремя. Просьба в прошедшем времени - это упрек;

- Задавать вопросы правильно. Утверждения под видом вопроса раздражают, вызывают недоумение и растерянность;

- Выражаться по существу, избегая двусмысленностей, когда не ясно: чего хотел, или что мне делать. Это явление в психологии называется "двойными посланиями";

- Внимательно слушать. Каждый человек нуждается во внимании, каждый хочет быть услышанным;

- Уважение к потребностям другого человека, к его границам и к его особенностям. Если вы искренне не понимаете что люди нашли в футболе, это еще не значит, что просмотры матчей дома нужно запретить. Или например, если ваша жена терпеть не может чистить живую рыбу, то нечего навязывать ей радость своего улова;
- Идти на компромисс и прощать. Невозможно общаться тесно, или тем более жить вместе, и ни разу не наступить друг другу на больной мозоль. С границами тоже не все так просто: никогда не знаешь, где они у другого начинаются, а где заканчиваются, пока он об этом не сообщит. То же самое касается и вас.

При каких проблемах показано заказывать системную семейную расстановку?

-невозможность найти партнера, создать семью
-неустроенные партнерские (женско-мужские, супружеские) отношения
-невозможность или сложность расставания с предыдущим(и) партнёром(ами)
-одиночество
-сложные взаимоотношения (борьба, конфликты ощущение себя жертвой, боязнь сделать что-то плохое)

-проблемы с родителями, детьми

-нарушение взаимопониманий в семье (родители-дети-внуки)
-диструктивное поведение детей
-школьная неуспеваемость
-отсутствие желания учиться
-психологические травмы и несчастные случаи
-проблемы близости-дистанции

-страхи, фобии
-если в семье были или есть зависимые (наркомания, алкоголизм, токсикомания, игромания)
-чувства безнадежности, пессимизма, депрессии, не объяснимые с точки зрения реальной жизни
-неспособность радоваться и получать удовольствие от жизни
-если у кого-то из членов семьи были тяжелые или особые судьбы (например, рано умершие, погибшие, депортированные, судимые, попавшие в концентрационный лагерь, эмигрированные, психопатии и т. д.)
- излишняя религиозность в семье (ушел в монастырь, стал священником)
-если в семье были убитые, убийцы, самоубийцы, попытки суицида
-если в семье (Вашей или родительской) были аборты
- смерть при родах

-тяжелые заболевания в семье
-если человек не знает и не может найти своего места в жизни, чувствует себя «не в своей тарелке»
-проблемы выбора (партнера, профессии, решения и т.д.)
-сложности на работе
-если поведение, манера себя вести, выражение чувств кажутся неадекватными, противоречивыми (амбивалентными)…
-если человек легкомысленно или словно бы вынуждено ставит на карту успех своей жизни
-психосоматические расстройства и заболевания

-бесплодие

-насилие в семье

-жизнь под грузом вины в семье

-страх потери имущества и т.д.-

-организационные расстановки при кризисных состояниях в организациях

-организационные расстановки при нежелательном психологическом климате в организациях

-разрешение конфликтов в организации

-структурные расстановки обычно делаются при локальных проблемах (заболевания, зависимость,фобии, вина, страх и.т.)

В предыдущей статье "Мать-Ребенок, привязанность" были рассмотрены четыре фазы развития привязаанности у малышей с рождения до трех лет. Что же происходит, если на какой-то фазе произошел сбой и ребенок не смог достичь уверенности в отношениях с заботящимся о нем человеке? К сожалению в семейных отношениях мы слишком часто встречаемся с тем или иным видом травм, которые получает ребенок на пути развития привязанности.

Научные работы в этом вопросе принадлежат Джону Боулби( родился в Лондоне в 1907)

и  Мэри Д. С. Эйнсуорт (родилась в  штате Огайо в 1903 году), которые с 1950 года начали свое сотрудничество, длившееся 40 лет.

Эйнсуорт в Балтиморе (США) начала исследование, объектом которого были 23 малыша из семей среднего класса и их матери. Эта работа позволила выделить паттерны привязанности, которые способствовали многочисленным исследованиям в области психологии развития.

Паттерны привязанности

В балтиморском исследовании Эйнсуорт и ее студенты наблюдали малышей и их матерей в домашних условиях в течение первого года жизни детей, проводя в их домах примерно 4 часа каждые 3 недели. Когда младенцам было 12 месяцев, Эйнсуорт решила посмотреть, как они поведут себя в новой обстановке; с этой целью она привела их и их матерей в игровую комнату Университета Джона Хоп-кинса. Ее особенно интересовало, как малыши будут использовать мать в качестве отправной точки своих исследований и как они прореагируют на два коротких разлучения. Во время первого разлучения мать оставляла малыша с незнакомцем (приветливой аспиранткой); во время второго малыш оставался в одиночестве. Каждое разлучение длилось 3 минуты, укорачиваясь, если малыш проявлял слишком сильное беспокойство. Вся процедура, продолжавшаяся 20 минут, была названа Незнакомой ситуацией. Эйнсуорт и ее коллеги  наблюдали следующие три паттерна поведения-надежная привязанность, избегающее поведение, амбивалентное поведение.

1. Надежно привязанные младенцы

Вскоре после прихода в игровую комнату с матерью эти малыши начинали использовать ее в качестве отправной точки для своих исследований. Но когда мать покидала комнату, их познавательная игра шла на убыль и иногда они проявляли заметную обеспокоенность. Когда мать возвращалась, они активно ее приветствовали и некоторое время оставались рядом с ней. Как только к ним опять возвращалась уверенность, они с готовностью возобновляли свое исследование окружающей обстановки.

Когда Эйнсуорт изучила записи наблюдений за этими детьми, сделанные ею ранее у них дома, то обнаружила, что их матери, как правило, оценивались как сенситивные и быстро реагирующие на плач и другие сигналы своих малышей. Матери всегда были доступны и делились своей любовью, когда малыши нуждались в утешении. Малыши, со своей стороны, плакали дома очень редко и использовали мать в качестве отправной точки своих домашних исследований.

Эйнсуорт полагает, что эти младенцы демонстрировали здоровый паттерн привязанности. Постоянная отзывчивость матери придала им веры в нее как в своего защитника; одно ее присутствие в Незнакомой ситуации придавало им смелости, чтобы активно исследовать окружающую обстановку. В то же время их реакции на ее уход и возвращение в этой новой среде свидетельствовали о сильной потребности в близости к ней - потребности, которая имела огромную жизненную ценность на протяжении всей человеческой эволюции. Этот паттерн занимает где-то 60-70 % младенцев в выборке у американских детей.

2. Неуверенные, избегающие младенцы.Эти младенцы выглядели достаточно независимыми в Незнакомой ситуации. Оказавшись в игровой комнате, они сразу же начинали изучать игрушки. Во время своих исследований они не использовали мать в качестве отправной точки в том смысле, что не подходили к ней время от времени. Они ее просто не замечали. Когда мать покидала комнату, они не проявляли беспокойства и не искали близости с ней, когда она возвращалась. Если она пыталась взять их на руки, они старались этого избежать, вырываясь из ее объятий или отводя взгляд. Этот избегающий паттерн был выявлен примерно у 20 % младенцев в американских выборках.

Поскольку эти малыши демонстрируют такую независимость в Незнакомой ситуации, они кажутся многим людям исключительно здоровыми. Но когда Эйнсуорт увидела их избегающее поведение, то предположила, что они испытывают определенные эмоциональные трудности. Их отчужденность напомнила ей детей, которые пережили травмирующее разлучение.

Домашние наблюдения подтвердили догадку Эйнсуорт, что что-то обстоит не так. Матери в этом случае оценивались как относительно несенситивные, вмешивающиеся и отвергающие. И малыши часто казались неуверенными в себе. Хотя некоторые из них были дома очень независимыми, многие тревожились по поводу местонахождения матери и громко плакали, когда мать уходила из комнаты.

Таким образом общая интерпретация Эйнсуорт сводится к следующему: когда эти малыши попадали в Незнакомую ситуацию, они опасались, что не'смогут найти у своей матери поддержки и поэтому реагировали в оборонительном ключе. Они избирали безразличную, сдержанную манеру поведения, чтобы себя защитить. Их так часто . отвергали в прошлом, что они пытались забыть о своей потребности в матери, чтобы избежать новых разочарований. А когда мать возвращалась после эпизодов разлучения, они отказывались на нее смотреть, как бы отрицая какие-либо чувства к ней. Они вели себя так, как будто говорили: "Кто ты? Должен ли я тебя признавать? - ту, которая не поможет мне, когда мне это будет нужно" .

Боулби  полагал, что это оборонительное поведение может стать фиксированной и всеохватывающей частью личности. Ребенок превращается во взрослого, который излишне самонадеян и отчужден, - в человека, который не может никогда "опустить забрало" и поверить другим настолько, чтобы установить с ними тесные отношения.

3. Неуверенные, амбивалентные младенцы В Незнакомой ситуации эти младенцы держались настолько близко к матери и так беспокоились по поводу ее местонахождения, что практически не занимались исследованиями. Они приходили в крайнее волнение, когда мать покидала комнату, и проявляли заметную амбивалентность по отношению к ней, когда она возвращалась. Они то тянулись к ней, то сердито отталкивали ее.

У себя дома эти матери, как правило, обращались со своими малышами в непоследовательной манере. Иногда они бывали ласковыми и отзывчивыми, а иногда нет. Эта непоследовательность, очевидно, оставляла малышей в неуверенности относительно того, будет ли их мама рядом, когда они будут в ней нуждаться. В результате, они обычно хотели, чтобы мать была поблизости - желание, которое сильно возрастало в Незнакомой ситуации. Эти малыши очень расстраивались, когда мать покидала игровую комнату, и настойчиво пытались восстановить контакт с ней, когда она возвращалась, хотя при этом также изливали на нее свой гнев. Амбивалентный паттерн иногда называют "сопротивлением", поскольку дети не только отчаянно добиваются контакта, но и сопротивляются ему. Этот паттерн характеризует 10-15 % годовалых детей в выборках по США.

 Согласно Боулби и Робертсону  эффекты разлучения, как правило, протекают по следующему сценарию. Сначала детипротестуют;они плачут, кричат и отвергают все виды заботы, предлагаемой взамен. Далее они проходят через периодотчаяния;они затихают, уходят в себя, становятся пассивными и, по-видимому, находятся в состоянии глубокой печали. Наконец, наступает стадияотчужденности.В этот период ребенок более оживлен и может принять заботу медсестер и других людей. Больничный персонал может посчитать, что ребенок поправляется. Однако не все так хорошо. Когда мать возвращается, ребенок не хочет ее признавать: он отворачивается и, по-видимому, потерял к ней всякий интерес. К счастью, большинство детей восстанавливают свою связь с матерью спустя какое-то время.

 В последующих исследованиях, было выявлено следующее. Если Незнакомая ситуация выявляет фундаментальные различия среди детей, она должна предопределять различия и в их последующем поведении. Некоторые исследования показали, что младенцы, классифицируемые как надежно привязанные в Незнакомой ситуации, продолжали вести себя иначе, чем другие дети, на протяжении всего периода детства вплоть до 15 лет (предельный изученный возраст). При выполнении когнитивных задач надежно привязанные дети отличались большим упорством и опорой на собственные силы. В социальной обстановке - например, в летних лагерях - они получали более высокие баллы по таким качествам, как дружелюбие и лидерство  Эти данные подтверждают точку зрения Эйнсуорт, что надежно привязанные младенцы демонстрируют наиболее здоровый паттерн развития.

В дальнейшем обнаружить различия в поведении избегающих и амбивалентных детей труднее. Как и ожидалось, дети, которых в младенчестве отнесли к амбивалентным, продолжают проявлять в своем поведении тревожность и зависимость. Но и дети, первоначально отнесенные к категории избегающих, нередко демонстрируют очень зависимое поведение. Возможно, избегающий паттерн отчужденной независимости закрепляется не ранее 15-летнего возраста или около того.

Результаты, полученные Эйнсуорт, многократно подтверждались и подтверждаются и другими исследователями.

Исследователи привязанности Маринус ван Изендорн и Авраам Саги предприняли попытку проверить культуральную универсальность паттернов Эйнсуорт. Они сообщают, что Незнакомая ситуация приводит к тем же трем паттернам в различных частях мира, включая города и сельские районы Израиля, Африки, Японии, Китая, Западной Европы и США. Во всех выборках надежная привязанность является доминирующим типом, но имеются и различия. Выборки по США и Западной Европе содержат наивысший процент избегающих детей. Возможно, акцент на независимость, делаемый в западном обществе, заставляет родителей игнорировать потребности малышей, и те защищают себя с помощью избегающего поведения.

У взрослых также формируются определенные мысли и чувства по поводу привязанности, и их установки, без сомнений, влияют на то, как они относятся к своим детям. Мэри Мейн и ее коллеги  в интервью "Привязанности взрослых" задавали матерям и отцам вопросы относительно их собственных ранних воспоминаний. Сосредоточив внимание на открытости и гибкости ответов родителей, Мейн выработала типологию, которая, как оказалось, очень хорошо коррелирует с классификациями детей в Незнакомой ситуации  Типы Мейн включают в себя:

Уверенных/самостоятельных рассказчиков, которые говорят о собственном раннем опыте открыто и свободно. Дети этих родителей, как правило, питали к ним надежную привязанность. Очевидно, приятие родителями собственных чувств идет рука об руку с приятием сигналов и потребностей их малышей.

Отрицающих привязанность рассказчиков, которые говорят о своем опыте привязанности так, будто он маловажен. Эти родители, как правило, имели неуверенных, избегающих детей; они отвергали собственный опыт во многом таким же образом, каким они отвергали стремление своих младенцев к близости.Озабоченных рассказчиков, интервью с которыми позволяют предположить, что они по-прежнему стараются, скрыто или явно, завоевать любовь и одобрение собственных родителей. Возможно, что их собственные нужды мешают им последовательно реагировать на потребности своих младенцев.

Несколько исследований показали, что когда родителей интервьюируют до рождения у них детей, классификации их интервью коррелируют с поведенческой привязанностью их годовалых малышей в Незнакомой ситуации. Например, Фонаджи  и другие установили, что, если предродовое интервью с матерью отличалось уверенностью/самостоятельностью, а с отцом - отрицанием, ребенок в Незнакомой ситуации чаще всего держался уверенно с матерью и избегал отца. В ряде подобных исследований сообщалось, что классификации родителей и детей совпадают примерно на 70 % .

Что же происходит, если на какой-то фазе произошел сбой и ребенок не смог достичь уверенности в отношениях с заботящимся о нем человеке?

Согласно тем исследованиям, которые были проведены, увы не в нашей стране, можно прийти к выводам, что если ребенок получил травму на пути своего развития привязанности к матери (опекуну, отцу), он и в дальнейшем будет демонстрировать подобный тип поведения, который ведет к нарушению в объектных отношениях в сторону отстраненности (от объекта) и страдать от этого, так как всегда будет желать той любви, которой не получил в детстве. Чаще мы встречаемся с подобным поведением с шизоидными и нарциссическими типами личности. Или же мы видим амбивалентных индивидов, которые очень неуверены в себе, но в то же время часто отказываются от любого вида помощи. Данный вид нарушений в привязанности приводит часто к различным формам зависимости, характерный для доэдипальных типов личности. Полное нарушение привязанности выявлено у детей-аутистов, количестиво которых ростет стремительными темпами во всем мире.