Блог специалиста

 Как живется детям алкоголиков, что ждет их в будущем, есть ли возможность для них выйти из сценария - зависимый-созависимый? Вопросов, пожалуй больше, чем ответов.

Алкоголик в семье, это всегда травма для всех членой семьи и особенная травма для детей. Как правило, сам зависимый отрицает свою зависимость, партнер зависимого также отрицает зависимость (как у всех) или играет в игру "Спаситель", создавая фасад нормальной семьи.

В семьях зависимых много лжи и ребенок рано начинает лгать или скрывать свои чувства, часто делая и то, и другое. В таких семья есть тайна, которую не стоит выносить из дома, знаменитый "сор из избы", что часто способствует перевернутому представлению о реальности.
 В семьях. где пьет один родитель, а другой является созависимым, ребенок часто присоединяется к созависимому, начиная дружить против алкоголика, что опять таки создает искаженное восприятие, как и своих чувств, так и нормальных отношений. Ребенок вообще не имеет опыта доверительных, близких отношений, вынося затем свой деструктиынй опыт в собственную взрослую жизнь, где отношения строятся или по типу - зависимый- созависимый, или вообще нет возможности длительных отношени

Ребенок алкоголика часто становится довольно рано сам себе родителем, и начинает сам о себе заботится с малых лет, что способствует и в дальнейшем умению строить не партнерские отношения. а родительско-детские отношения, где фактически оба партнера инфантильны.

У родителей- алкоголиков нет времени на ребенка. его развитие, удовлетворение его потребностей. Если оба родителя пьют , то они заняты спиртным, если это зависимый и созависимый, то у них тоже своя игра, в которой ребенок может быть средством и инструментом для манипуляции. Как личность ребенок для родителей может быть не видим.

Часто дети в семье алкоголиков начинают рано пить. И тут дело не только в генетике. Алкоголь может служить инструментом который помогает стать видимым в мире родителей, стать значимым, тем, с кем считаются, вокруг которого вертится вся семья. Ведь они наблюдали с ранних лет на тот "кураж", в котором гаходился алкоголик, подчиняя всех домочадцев своим прихотям. Он может сидеть с ними за столом, испытывать те же чувства, что и они, воссоединиться с ними. Он так же может стать еще одним зависимым и его настроение и поступки будут важны для созависимой матери или отца.

Вырастая ребенок алкоголика приобретает ряд черт, которые и определяют его дальнейший жизненный путь.

Даже если он сам не пьет, тем не менее детский опыт закладывает свой фундамент:

Взрослые дети алкоголиков не знают, что такое эмпатия;

Они не знакомы с понятием "нормальная семья"

Они воспринимают эмоциональное и физическое насилие в семье, как норму;

Они воспринимают манипуляции. как один из видов "нормальных отношений"

Они толирантны ко лжи и лгут сами;

Они часто не умеют дифференцировать собственные чувства;

Они не умеют доверять другим и живут в постоянном напряжении;

Они не планируют и избегают структурирования в собственной жизни. так как любые планы в детстве нарушались выходками родителей-алкоголиков;

Они боятся негативных чувств других людей;

Часто они играют привычную роль "Жертвы", чаще воспринимаю себя, как "плохого, не достойного";

Им нужно постоянное подтверждение собственной значимости со стороны третьх лиц;

Они не умеют получать удовольствие от жизни. так как в их семье единственный, кто это делал. был родитель-алкоголик, получая "псевдоудовольствие";

Они часто становятся трудоголиками, так как не знают, что еще можно дулать в этой жизни;

Они не умеют отдыхать, достойно  и интересно проводить досуг.

Они вынуждены использовать такую защиту, как контроль, так как не достаточность контроля в детстве была чревата ( не увернулся. попался под руку и т.д.);

Они стыдятся своих родителей и не приглашают никого в дом, так как там тайна может быть раскрыта (пьяный отец);

Они часто импульсивны;

Выбирают партнеров по типу деструктивного сценария родительской семьи.

Выход - индивидуальная, семейная и групповая терапия, где сначала вскрываются деструктивные сценарии. а затем приобретается другой опыт взаимоотношений, свободный от сценария зависимо-созависмых отношений.

 В последнее время тема жертвенности, понимание ее истоков, роль в жизни современного человека становится актуальной как никогда. В научной среде эта тема известна под таким определением, как виктимность.

Виктимность [от лат. victima — жертва] — достаточно устойчивое личностное качество, характеризующее объектную характеристику индивида становиться жертвой внешних обстоятельств и активности социального окружения, своего рода личностная предрасположенность оказываться жертвой в тех условиях взаимодействия с другими и воздействия этих других, которые в этом плане оказываются нейтральными, «не опасными» для других личностей.

В ХХ веке виктимология выделилась из криминологии в отдельную дисциплину, границы которой к настоящему времени расширились настолько, что привели к ее превращению в междисциплинарный подход актуальнейшего общественного значения. По мере слияния виктимологии с психологией все более настойчивым становился вопрос о социокультурных и историко-психологических корнях виктимного поведения. Вторая половина ХХ века стала эпохой подлинного расцвета роли исторической психологии в исследовании и интерпретации глубинных  причин виктимного поведения.
Одним из первых открытий, сделанных еще задолго до того, как виктимология стала научной дисциплиной, стало понимание гендерных различий виктимного поведения.
«Платон не знал, к какой категории отнести женщин: к разумным существам или же к скотам, ибо природа вставила им внутрь, в одно укромное место, нечто одушевленное, некий орган, которого нет у мужчины и который иногда выделяет какие-то особые соки: соленые, селитренные борнокислые, терпкие, жгучие, неприятно щекочущие, и от этого жжения, от этого мучительного для женщины брожения упомянутых соков (а ведь орган этот весьма чувствителен и легко раздражается) по всему телу женщины пробегает дрожь, все ее чувства возбуждаются, все ощущения обостряются, все мысли мешаются. Таким образом, если бы природа до некоторой степени не облагородила женщин чувством стыда, они как сумасшедшие гонялись бы за первыми попавшимися штанами, в таком исступлении... какого вакхические фиады не обнаруживали даже в дни вакханалий, ибо этот ужасный одушевленный орган связан со всеми остальными частями тела, что наглядно доказывает нам анатомия».
Слова выдающегося французского мыслителя и писателя эпохи Ренессанса Франсуа Рабле в весьма грубой сексистской форме дают нам, однако, представление о том, в чем виделись основные точки уязвимости женской психики в донаучный период развития психологии.
ХХ век и появление глубинной психологии открыли совершенно новые основания для анализа женской виктимности. Отец психоанализа З.Фрейд, исследуя исторически обусловленные механизмы сексуального поведения, пишет: «Нам не трудно уже позже оправдать то, что казалось сначала предрассудком, нашим мнением о любовной жизни женщины. Кто первый удовлетворяет с трудом в течение долгого времени подавляемую любовную тоску девушки и при этом преодолевает ее сопротивление, сложившееся под влиянием среды и воспитания, тот вступает с ней в длительную связь, возможность которой не открывается уже больше никому другому. Вследствие этого переживания у женщин развивается «состояние подчиненности», которое является порукой ненарушимой длительности обладания ею и делает ее способной к сопротивлению новым впечатлениям и искушениям со стороны посторонних».
Однако куда более развернутую картину исторических детерминант женской виктимности дает аналитическая психология Карла Густава Юнга в контексте феномена коллективного бессознательного и роли Архетипов, одним из которых является Архетип Жервы. Рассматривая вслед за З.Фрейдом глубинно-психологические причины женской истерии, Карл Густав Юнг пишет: «Комплекс при истерии обладает аномальной автономией и тенденцией к активной отдельной жизни, которая снижает и замещает констеллированную энергию Эго-комплекса. Таким образом, постепенно развивается новая болезненная личность, склонности, суждения и решения которой движутся лишь в одном направлении - в направлении ее желания быть больной. Эта вторичная личность пожирает все, что осталось от нормального Эго и принуждает его выполнять функцию вторичного (несамостоятельного) комплекса».

Разработку идей Юнга продолжила его талантливая ученица Тони Вульф. Исследуя Архетип Анимы, в частности такой его вид как женщина-медиум, она отметила, что женщины этого типа находится под приоритетным влиянием коллективного бессознательного, чья сила превосходит воздействие на ее Эго «духа своего времени». Женщина-медиум во взаимодействии с коллективным бессознательным может быть классическим медиумом, т.е. быть пассивным проводником, но может и вызывать его сама. Как правило, отмечает Тони Вульф, такая активность связана с воздействием Архетипа Тени и женщина проецирует этот угрожающий негатив в социальное окружение. Таким образом в глазах социума – особенно маскулинной его части – она становится носителем зла. А поскольку взаимодействие с бессознательным у нее не опосредуется символообразующей функцией Эго, женщина обычно не в состоянии объяснить, что с ней происходит и что движет ее поступками – «переполняющая энергия коллективного бессознательного проносится через Эго женщины-посредницы и ослабляет его...» Такое явление еще получило  определение, как  Комплекс Кассандры, названной по имени мифологической прорицательницы, дочери Приама и Гекубы.

В психологии данное определение используется  специалистами в отношении людей, испытывающих физические и эмоциональные страдания в результате нарушенного межличностного восприятия и которым не верят, когда они пытаются поделиться с другими причиной своих страданий.

Влиятельный британский психоаналитик Мелани Кляйн предложила образ Кассандры как  репрезентацию морального сознания человека, предназначенного для предостережения. Моральное сознание в её образе «предсказывает приход болезни и предупреждает, что последует наказание и поднимется гнев». Потребность Кассандры указывать на нарушения морали и их социальные последствия движима тем, что М. Кляйн называет «деструктивным влиянием жестокого  Супер ЭГО», которое в греческом мифе представлено богом Аполлоном, повелителем и истязателем Кассандры. Используя эту метафору, М. Кляйн подчеркивает моральную природу некоторых предсказаний, которая стремится пробудить в других «отказ от веры в то, что им кажется истинным и выражает универсальную тенденцию к отрицанию, где отрицание является мощной защитой против наказующей тревоги и вины». Таким образом жертвенность и готовность к жертвенности напрямую связана с наличием у человека Комплекса Кассандры и чаще отмечается у представительниц "слабого пола".

В рамках современной психологической науки, по сути дела, на «проблемном» перекрестке юридической и социальной психологии сформировалась область знания, которая определяется как виктимология, то есть наука о поведении жертвы. В логике социальной психологии такое личностное свойство, как виктимность, достаточно жестко коррелирует с неадекватно заниженной самооценкой, с неспособностью, а порой и нежеланием отстаивать собственную позицию и брать на себя ответственность за принятие решения в проблемных ситуациях, с избыточной готовностью принимать позицию другого как несомненно верную, с неадекватной, а иногда патологической тягой к подчинению, с неоправданным чувством вины и т. п. Одним из наиболее известных и ярких примеров проявления личностной виктимности является, так называемый, «стокгольмский синдром», который выражается в том, что жертвы на определенном этапе эмоционально начинают переходить на сторону тех, кто заставил их страдать, начинают сочувствовать им, выступать на их стороне, иногда даже против своих спасителей (например, в ситуации захвата заложников и попыток их освободить). Личностная виктимность достаточно часто актуализируется в форме откровенно провокационного поведения потенциальных жертв, при этом часто ни в коей мере не осознающих того факта, что их поведенческая активность, по существу, практически впрямую подталкивает партнера или партнеров по взаимодействию к насилию. Подобное поведение особенно в экстремальных или попросту неординарных ситуациях является стимулом агрессии прежде всего со стороны авторитарных личностей.

В последнее время все больше специалистов связывают виктимность с групповыми и историческими процессами в нашем обществе, в частности с наличием родовой памяти и травмой, полученной кем то в роду, а возможно и целыми поколениями, но так и не проработанными.  Конфликты между целыми родами, национальностями, государствами подтверждают актуальность налия данной проблемы. Существуют психологические барьеры в международных отношениях и исторических травмах, передающихся из поколения в поколение и проявляющихся в международных процессах. Данная проблема проявлена в многолетних конфликтах между арабами и евреями, англичанами и шотландцами, сербами и боснийцами, армянами и азербайджанцами (Нагорный Карабах). Эта же психологическая проблема не проработанной травмы разыгрывается на наших глазах между украинцами и русскими, когда и та, и другая сторона продолжают втягивать друг друга в заколдованный круг Жертвы-Агрессора.

Выход из данного круга- прорабатывание исторических и личностных травм. Здесь важен фактор скорби. Скорбь об утрате делает ее реальной. Здесь очень важен ритуал горевания, когда признается факт травмы и оплакиваются ее жертвы. Скорбь означает сохранение памяти. Необходимо найти способ переработать травму таким образом, чтобы о ней не забывали, не прятали, но помнили о ней с миром. Что касается народа, который смог переработать свою избранную историческую травму, то здесь можно привести пример евреев и их скорби по жертвам Холокоста. Эта скорбь не направлена на месть. Прорабатывают свою травму и немцы, используя и психологические , и политические, и культурные рычаги. Для истинной проработки исторический травмы необходиы усилия на всех уровнях и заинтересованность государственных структур.

 На практике часто сталкиваешься с тем, что люди путают такие понятия, как насилие и усилие над собой. Насилие вызывает сопротивление и это справедливо, но воспоминания о ранних травмах насилия приводит к тому, что люди не хотят делать какие-то усилия, отчаянно им сопротивляясь и таким образом, ограничивают и свои возможности и свою жизнь, не используя  по настоящему свои ресурсы.

По своему внутреннему переживанию, по мобилизации энергии насилие и усилие очень похожи: в обоих случаях приходится преодолевать сопротивление, а значит здесь есть некие энергетические затраты.  Но есть одна существенная разница. Совершая усилие, человек направляет энергию на реализацию собственных целей, на удовлетворение своих потребностей, расширяя таким образом свои возможности и делая собственную жизнь более качественной. Насилие же – это направление энергии преодоления ради чего-то чуждого и ненужного. Или нужного для кого-то, но в чем лично вы смысла не видите. Критерием, разграничивающим насилие над собой и собственное усилие, является смысл.  Кажется удивительным то, что множество людей не замечают разницы, и любое усилие тогда для них – это форма насилия, которая избегается разными способами. На самом деле в этом нет ничего удивительного и зависит от внутренней зрелости человека. Если его жизнь и все, что он делает остается подчиненной тем формам родительско-детских отношений, которые имели место в раннем детстве. где ребенок имел подчиненное положение, то в фантазиях человека, получившего подобную травму, что-бы он не совершал в своей жизни, если это как-то напоминает те прежние отношения, где ребенок делал все через силу, под нажимом окружения, то и во взрослой жизни, хотя уже давно сменились декорации и игроки остаются теми же, и человек неосознанно продолжает свой внутренний диалог с давлением родственников. В итоге идет поиск способа жить, в котором нет места внутреннему усилию и очень часто человек предпочитает вообще ничего не совершать, жить очень экономно, урезая свои потребности до минимума. Мне приходилось сталкиваться с таким явлением, когда молодые люди, вся жизнь которых проходила под неосознанным девизом:"Не сдамся", полностью уходили в безопасное пространство виртуального мира, отказываясь от любых других желаний. Приходилось тратить много сил и времени для реанимации задавленного, испуганного внутреннего ребенка с его естественной любознательностью и открытостью к жизни.

Другой вариант, когда люди признаются. что у них нет ни на что сил, ощущение бессилия буквально приследует их, хотя нет никаких внешних или соматических факторов для подобного бессилия.

Бессилие – состояние, при котором внутреннего ресурса недостаточно для преодоления внешнего сопротивления. Психически здоровые люди не могут найти в себе внутреннего ресурса для преодоления подобного бессилия.

" Весь день провалялся в кровати, не было сил что-то с собой сделать". " Так и не собрался за выходные в спортклуб, что-то мешало..." " Давно хочу сделать ремонт, купить машину, выучить язык. получить другое образование, сменить работу, поехать путешествовать....." Список можно продолжать до бесконечности.
Но больше всего усилия и насилия мы проявляем по поводу другого человека. Насилие – очень просто. Всякий раз, когда мы изменяем принципу «живи и не мешай жить другим», мы реализуем насилие. Тот, кто привык насиловать сам себя, с не меньшим, а то и с большим рвением будет насиловать других. Потому что нет другого способа двигаться навстречу другому человеку. Примечательно, что насилие можно творить над собой и над другими, а вот усилие можно только совершить, но уж точно – не творить с кем-то.
Можно ждать, пока что-то нас заинтересует, а можно заинтересовываться самому. Думаю, что многим знакомо чувство, когда что-то, новый роман, какая- то идея, вид деятельности сначала не вызывает никакого энтузиазма, а затем захватывает и становится делом жизни. Так часто бывает в спорте, в серьезном занятии музыкой, танцами, т.е. тем, чем обычно начинают заниматься в детстве, когда изначально это исходит не от самого ребенка, а от значимого взрослого. Однако когда-то ребенок делает над собой усилие и, как результат - первые шаги, первые слова, первые достижения. И делает это исходя из собственных возможностей. внутренних резервов и конечно усилий. Как гордится ребенок своим первым шагам и как рады его родители этим первым достижениям. Но если достижения ребенка становятся не оцененными по достоинству, не отражены в радости близких, может прийти равнодушие и разочарование, а затем и бессилие: " А зачем?".
Насилие над собой порождает злость и отчуждение. Бессилие – отчаяние. Усилие – удовлетворенность.

Без усилий не возможно приготовить банальную манную кашу, особенно впервые в жизни и без комочков, однако, когда все получается, какое удовольствие мы получаем сами и как важно, чтобы то же удовольствие разделили с нами и те, кому эта каша приготовлена. Можно, делая некое усилие приготовить новогоднее блюдо, получая радость и удовлетворение и разделяя эту радость с близкими, а можно всю жизнь питаться полуфабрикатами, превращая и саму жизнь в полуфабрикат без вкуса и радости. Чтобы жить со вкусом необходимо делать некое усилие и тогда жизнь наполняется смыслом, красочностью и тем, что мы называем "вкусом жизни".

Наше истинное "Я" проявляется через усилие. Без усилия выразить себя подлинного невозможно. Без усилия не возможно быть человеком. Без усилия не возможно быть родителем, Без усилия не возможно быть профессионалом. Без усилия не возможно сохранить здоровье. Без усилия не возможно стать гражданином.
В общем, подводя итоги: насилие и усилие, родственные по своей природе (направленность на преодоление сопротивления), различаются наличием личностного смысла для того, кто их осуществляет. Любое преодоление без осмысления – насилие. Жизнь с избеганием усилия означает остановку на том уровне развития, на котором началось избегание. Появление качественно новых явлений в жизни – следствие определенного усилия, связанного с четким осознанием того, зачем оно мне. Сделать шаг навстречу другому – тому, кто не безразличен – усилие, особенно если нужно преодолевать еще и конфликт. Это то, что иногда называют мужеством быть. Осмысление приходит в результате психотерапии и внутреннего психологического роста, внутренней зрелости. И тогда никакое усилие не становится напрасным.

 Начнем, как всегда с метафоры " мать и дитя", поскольку в ней прекрасно видны ключевые моменты, символически напоминающие терапевтическое пространство, где есть психолог в роли матери и клиент в роли ребенка.

На примере грудного ребенка хорошо видно, как устроен процесс его развития, в том числе благодаря нормально организованному кормлению. Достаточно хороший родитель внимательно заботится об этом, создает все необходимые условия, следит за аппетитом своего чада, рационом, объемами пищи – сколько ему дать и сколько малыш может съесть, изменением потребностей и т.д. Он все время подстраивается, прикладывает свое внимание и силы, чтобы понять ребенка. Он постоянно анализирует, всего ли хватает малышу, который еще не научился просить «человеческим голосом», а затем корректирует процесс кормления по мере необходимости.

Обычный младенец активно требует, когда голоден, с аппетитом кушает, срыгивает лишнее или воздух, плачет, если больно животику, переваривает необходимое и выводит ненужное естественным образом, и все это есть неотъемлемая часть процесса кормления (отдавания родителем) и процесса питания (получения ребенком). Сытый и чистый младенец засыпает после еды, или с удовольствием изучает окружающий мир, общается с окружающими его близкими, и так развивается… И вот так, день за днем он потихоньку набирает вес, растет, изменяется, усложняется, все больше и больше возможностей открывает для себя.

Я говорю о системе, частью которой является родитель, адресующий малышу свое активное внимание и заботу. Наверное, не всегда он способен догадаться, и в этом смысле не идеален. Но я пишу о родителе, который прикладывает энергию, постоянно учится у ребенка быть понимающим, поддерживающим и в меру удовлетворяющим детские потребности. То есть тем взрослым, который по мере развития ребенка, плавно и дозированно передает ему этот навык – умение теперь уже самостоятельно заботиться о себе: о своей собственной жизни и потребностях, своих отношениях, своем развитии, смысле и душе.

То есть, речь идет о «достаточно хорошей матери» (согласно Винникотту), или той, которая активно старается, достаточно дает и постоянно исправляет неизбежные ошибки. Так вот представим, что у такой матери появляется ребенок, который страдает. Что-то в его организме заметно нарушено. Например, ребенок не имеет аппетита, а если и ест – то как-то слабо, неохотно, мало… Не удивительно, что такой малыш больше спит, не особенно активен, вял, не настроен общаться и его развитие замедлено, если данная ситуация никак не меняется.

Или картина другая: ребенок зверски голоден, с жадностью принимается за еду, но что-то не так, все съеденное им срыгивается на маму, младенец гневно и громко вопит, но сколько бы он ни ел, снова и снова, переварить съеденное не может. Все выплевывается, малыш снова пуст внутри, зверский голод его только усиливается, а отчаяние нарастает с каждой минутой. Понятно, что если ему не помочь, то очень скоро придется решать уже куда более серьезные проблемы… Но как?

Возвращаясь к разговору о работе с нарциссическим клиентом, на примере метафоры про последнего младенца, можно себе представить, как будет все это переживаться его матерью. Нескончаемый, полный тревоги за малыша поиск облегчения его страданий, в купе с беспомощностью, собственным отчаянием, непониманием, истощением, раздражением и печалью… Потому что все, что бы не делалось, не срабатывает… Как тот младенец, нарциссический клиент крайне «голоден» и неудовлетворен, но «полезная родительская еда» выблевывается почти без остатка. Он хочет чего-то другого — более вкусного, красивого, «идеально полезного» и безошибочно угаданного — но не может объяснить словами, что это такое, как ему это дать и чем именно он так яростно недоволен. Даже подбирая слова (звучащие, как правило, из его « ложного Я»), он все равно не может «наполниться», потому что то, что есть, ему всегда не подходит.

Нарциссический гнев накапливается, напряжение растет, и, когда фрустрация становится непереносимой, нарцисс взрывается. Взрыв может быть внутренним, и переживаться в виде резкой утраты энергии, или ярко выраженным, и переживаться в виде гневной претензии и серии яростных атак на терапевта. Так нарцисс «убивает» тот самый плохо наполняющий объект, потому что другого способа, кроме уничтожения, в его запасниках не существует. И здесь мы имеем такой феномен, как нарциссическая ярость. В то время как умение переживать разочарование свидетельствует о более зрелом уровне развития, нарциссический клиент функционирует куда более просто, и его способности к поиску удовлетворения и защиты заметно ограничены, а потому лучше всего он умеет обесценивать. Если попытаться переводить образы в слова, то звучать этот внутренний взрыв мог бы примерно так: « Все плохо, ничего не подходит, терапевт плох и всё зря, потеряны деньги и время».

Терапия нарциссических клиентов довольно часто бывает оборвана полным обесцениванием и размазыванием терапевта и его усилий или данного метода терапии, что в реальности является отказом от своих собственных достижений, поскольку именно они и не замечаются: ведь все одним махом летит в помойку, всё, что не является «моментальным полным чудесным исцелением до состояния всеобъемлющего счастья».  Включается еще одна психическая защита " уничтожение сделанного". И так до следующего объекта, который тоже окажется не тем, ведь природа его пустоты кроется в совершенно другом месте.

По опыту могу сказать, что если обесценивание явилось неполным, и хотя бы небольшая часть оказалась «съеденной»: взятой, пережеванной, понятой, переваренной, встроенной, а значит хоть в какой-то мере ресурсной, это уже весомое достижение для нарциссического клиента. Можно сказать, это может являться оптимальным результатом терапии, и это уже кое-что для клиента этой структуры.

Ближе к максимальному результату психотерапии при нарциссизме  является качественный переход от обесценивания объекта к способности переживать разочарование в объекте, принятие его не идеальности.

То есть клиент становится способным переживать свою ненависть, горе от неудовлетворенности, при этом не обнуляя то, что есть ценного в другом человеке и в отношениях с ним. Теперь «черное» имеет возможность не затапливать и не перекрывать собой «белое», а может соседствовать, сочетаться, и создавать гаммы новых оттенков. Именно так психика усложняется, становится более дифференцированной. За счет этого сочетания «белого и черного» человек становится способным видеть больше ресурсов вокруг себя, находить возможности там, где раньше видел только ненужное, бесполезное (ведь в нашем мире всё неидеально, и нарцисс готов выкинуть это все разом).

Как младенец, взрослея и преодолевая одну за другой зоны роста, начинает самостоятельно делать то, что когда-то за него делала мать, способен переживать на равне с любовью и ненависть к ней, переставшей теперь быть полностью удовлетворяющей, как раньше. Но он горюет, обижается, злится, скорбит.. и принимая этот факт ее новой неидеальности, наконец, любит просто за то, что есть…
В терапии нарциссизма ключевой момент работы горя про неидеальность объекта зачастую не может быть пройден именно в силу этой характерологической особенности. Это печально, но, цитируя Н.Мак-Вильямс, я готова повторять вновь и вновь, что психотерапия – это искусство возможного…

Формирование зависимости и созависимости происходит в детстве из-за застревания на доэдипальных фазах развития, т.е. приблизительно до 3 лет. Как это происходит?

Каждый ребенок обладает рядом внутренних репрезентаций или ЭГО состояний.

Я - ЦЕННЫЙ (Я "ОК" - в трансактном анализе), Я- РАНИМЫЙ ( хрупкий), Я НЕСОВЕРШЕННЫЙ ( Я "НЕ ОК"), Я ЗАВИСИМЫЙ, Я НЕЗРЕЛЫЙ, Я ХОРОШИЙ, Я ПЛОХОЙ, Я СЛАБЫЙ, Я СИЛЬНЫЙ, Я ХОРОШИЙ- ОН ПЛОХОЙ и т.д.

Разберем некоторые из данных представлений о себе (часто бессознательных) и как они влияют на формирование зависимости или созависимости.

Наиболее часто мы встречаемся с двумя основными представлениями - Я ПЛОХОЙ (МАЛОЦЕННЫЙ, РАНИМЫЙ, СЛАБЫЙ) и Я ЦЕННЫЙ (ХОРОШИЙ, СИЛЬНЫЙ, УВЕРЕННЫЙ).

Я МАЛОЦЕННЫЙ (РАНИМЫЙ,СЛАБЫЙ, ПЛОХОЙ)

Хрупкий, ранимый ребенок не способен еще в полной мере защитить себя ( как и любой ребенок в возрасте от 0 до 3). В этой ранимости ему нужен сильный и стабильный взрослый зрелый человек, способный обеспечить одну из базовых потребностей - защиту.

Зависимость от сильного взрослого вполне нормальна для любого ребенка, однако, если в раннем возрасте от 0 до трех- пяти лет, ребенок не получал адекватной защиты, он фиксируется на собственной хрупкости и ранимости. Взрослый ранимый тратит много усилий на сохранение и поддержание своего СТАТУСА КВО, что не дает ему жить полноценной красочной и наполненной жизнью. Ранимость и малоценность обычно встречаются у одного и тогоже индивида.

Ранимый ребенок часто становиться жертвой (родителя или другого взрослого), а в последствии такой человек проявляет то, что мы называем пассивной агрессией. "Ваза разбилась сама, плохо стояла, или ой я нечаянно (повторяется регулярно и во всем), я опоздал потому-что...., у меня звонит телефон во время заседания, извините (пошел гулять в беседу по телефону). Часто такие люди производят ощущение беззащитных, беспомощных, совершенно не агрессивных, однако...., после общения с нми чувствешь раздражение, злость или отчаяние. Они запросто нарушают психические границы другого (позволяя нарушать и свои) и при этом никогда не берут за это отвественность. И часто это следствие насилия и не защищенности в раннем детстве. Ранимость проявляется как в физическом плане, так и в психологическом и эмоциональном. Очень часто ребенок подвергается эмоциональному насилию в детских учебных заведениях, где он не способен адекватно себя защищать, продолжая свой путь жертвы насилия и во взрослом состоянии, например, выбирая в партнеры агрессора. Такой сценарий неоднократно описывался в различных литературных произведениях и детских сказках. Например всем известная и многими любимая сказка "Аленький цветочек" Аксакова С. Т., или в других вариантах "Красавица и чудовище", где героиня является таким раненым, хрупким ребенком, незащищенностью которого пользуется заколдованный принц. Часто в личностных характеристиках эта пара составлет классический дует мазохиста и нарцисса. Данная тема задолго до Аксакова неоднократно повторялась в различных культурах. Во Франции это "Красавица и зверь" Лепренс де Бомон, в Италии древнеримская легенда об Амуре и Психее. Та же тема использована в опере М. Гретри "Земира и Азор".

Изначально нам подают идею, когда любовь красавицы побеждает заклятие и делает из чудовища-зверя человека. К сожалению данная тема повторяется и в судьбоносных сненариях, когда невеста- жена (созависимая) ценой своей собственной жизни пытается вылечить своего любимого алкоголика (наркомана, игромана, список можно продолжать), зависимого человека. Таких пар в истории человечества известно не мало, например дует Влади- Высотский. В сказках-легендах все заканчивается общим счастьем (ловушка для ранимой, жаждущей любви души), в жизни. к сожалению, финал часто совсем другой. Зависимый человек в этой ситуации более свободен, он уже сделал свой выбор, однако для продолжения своей игры ему нужен другой, и здесь на арену вступает созависимый, которому тоже необходим другой и он живет его выбором. Классический садо-мазохистический роман.
Созависимый взрослый, не способный защитить себя адекватно испытывает трудности в установлении и удержании собственных психологических границ, чем и злоупотребляют другие, используя его в своих интересах. В терапии мы встречаемся либо со слишком жесткими границами или с плавающими. не устойчивыми психологическими границами. Обычно людей с подобными границами и слабым ЭГО называют пограничниками. Именно они часто являются жертвами различного рода манипуляторов, даже не замечая, как их используют в личных целях другие. Здесь мы встречаемся с людьми со слишком жесткими границами (они часто ведут себя, как созависимые) или с людьми со слишком слабыми границами (именно они часто попадают в разряд зависимых). Так или иначе, обе пары не имеют гибких и достаточно твердых границ. Границы ригидны.

Сравнивая образ жизни, детсую историю и окружение зависимых и созавсимых людей, можно придти к выводу, что они в раннем периоде своего развития не получали адекватного удовлетворения базовых потребностей как физического, так и психического плана. Их потребности часто не удовлетворялись или вообще игнолировались, часто возможен был перекос, когда ребенок желает одно, а ранимая, инфантильная мамочка дает ему совсем другое или эмоционально не чувствуя ребенка, или из-за переполнения собственными страхами и паттернами, удовлетворяя потребности своей защиты, а не обеспечивая защиту ребенка. Классический вариант треуголника- РЕБЕНОК-РОДИТЕЛЬ-УЧИТЕЛЬ. учитель, например, обвиняет в чем-то ребенка (из лучших сообращений воспитания-образования). Ребенок испуган, раздавлен. ждет защиты от родителя. Однако родитель объединяется с учителем и эта пара агрессоров уже вдвоем обрушиваются на неспособного дать им достойный отпор ребенка. И все это, конечно, с морализацией и защитой нравственности, а по сути лицемерно используя незащищенность ребенка и удовлетворяя свои личные цели. Кто-то жажду власти (учитель), кто-то страх наказания (родитель).

Еще одной проблемой является требование от ребенка совершенства, причем во всем, часто это ценность успешности. Ребенка изо всех сил насилуют формулой успешности, ломая его личность. игнорируя его истинные потребности и не учитывая его собственных желаний. Ранимый ребенок часто подчиняется. становится очень удобным, опят-таки отрекаясь от себя и реализуя желания родителей. В будущем он становится созависимым. Или же ребенок изо всех сил сопротивляется насилию взрослых, часто выбирая в подростковом состоянии уход в различные формы деструкции - алкоголь, наркотики, криминал и т.д., становясь зависимыми от выбора борьбы за свою независимость. Взрослыми опять- таки выбирая в партнеры созависимого, и борьба продолжается, вечный треугольник, описанный Карпманом: «Три драматические роли этой игры – Спасатель, Преследователь и Жертва – являются на самом деле мелодраматическим упрощением реальной жизни. Мы видим себя щедрыми Спасателями благодарной или неблагодарной Жертвы, праведными Преследователями нечестивых и Жертвами жестоких Преследователей. (Карпман - представитель трансактного анализа, продолжал идею Э.Берна, описанную в "Люди, которые играют в игры. Игры, в которые играют люди".
Ребенок, от которого не требовали быть совершенным, которому разрешали ошибаться и учиться на своих ошибках, во взрослом состоянии способен спокойно воспринимать свое несовершенство, осознавая как свою ограниченность, так и не теряя своей ценности. Кроме того, именно из своего несовершенства он способен просить о помощи, взаимодействовать с другими людьми и идти по жизни своей дорогой, выходя на собственный путь индивидуации.
Для созависимого взрослого очень трудно смириться с реальностью. Взаимодействие с реальностью очень часто является тем, что демонстрирует на самом деле силу или слабость ЭГО. Ребенок с травмой несовершенства не способен признать, что он чего-то не может или что-то не умеет. Повзрослев, таому человеку сложно просить о помощи. Он все должен делать сам. Часто мы встречаем нарциссический тип личности. Вся его жизнь долженствование. Он должен быть совершенен во всем и требует этого же от окружающих. "Должен", а не "Могу" или "Хочу" становится его жизненым девизом, а заодно и его тяжелым крестом, который ничего кроме напряжения в жизнь не приносит. нет покоя. нет радости, есть только труд (трудоголизм) и вечная усталость, которая может перейти и в соматизацию.
Ребенок рождается зависимым существом и это нормально. Каждый ребенок зависит от значимого взрослого и постепенно в силу взросления освобождается от данной зависимости. если те же взрослые ему не мешают это делать. Не ходят за него, когда он уже может ходить, но носят на руках, когда он слишком мал. А когда он уже стоит на своих ножках, но устал и просится на ручки, удовлетворяют это его желание, а не отмахиваются - иди сам и т.д. Зависимость ребенка от взрослого безусловна. Он не способен сам себя накормить, дать кров. создать уют. купить игрушку, согреть, защитить, вылечить и т.д. Однако зависимость ребенка не дает право родителю распоряжаться им, как своей собственностью, унижать его, постоянно контролдировать, не доверять. Есть и другой перекос. когда родители требуют от ребенка выполнять то, что он не способен еще выполнять в силу своего возраста. Например, высаживать на горшок в десять месяцев, оставлять с младшим братом(сестрой) в пять лет, совершать покупки в шесть лет и т.д. Ребенок не должен выполнять функции взрослого, его задачи должны быть соразмерны возрасту и возможностям.
От ребенка нельзя требовать то, что он еще не может или не умеет. От ребенка нельзя требовать быть взрослым или поступать как взрослый. У ребенка должно быть детство, именно это даст ему в будущем возможность стать взрослым и счастливым.

Если требования соразмерны возможностям в детском возрасте, то во взрослом состоянии такой человек будет проявлять зрелость, соответствующую его годам, а вместе с этим придет и ответственность. Ребенок должен пройти все стадии от зависимости к полной самостоятельности в соответствиями с его возможностями.
У созависимого взрослого будут возникать трудности в том, как он справляется с реальностью, которую он часто или избегает, или с которой вступает в вечную борьбу, продолжая оставаться капризным ребенком. который желает, чтобы " Луна шла за ним или упорно повторяя. что Луна и Месяц не принадлежат одному и тому же небесному телу". Фантазии по этому поводу у всех разные.

Развитие подразумевает под собой постоянный баланс между познаванием нового, связанным с риском, и безопасностью. И здесь очень важно, когда у ребенка при его исследовании мира есть безопасное место, сначало "домик", тепло маминых рук, а затем этот внутренний домик в себе, к которому можно прибегать. отдыхать, набираться сил и снова вперед... Таким образом и достигается и успешность и удовлетворение от себя и жизни.

У зависимых и созависмых вместо удовлетворения -постоянный голод (эмоциональный, материальный и пр.)

Они постоянно депревированы.

Другая проблема, с которой сталкиваются будущие зависимые-созависимые, это когда в детстве их слишком опекали, постоянно контролировали, оберегали от всего, не давая, таким оьбразом, сталкиваться с реальностью.
Излишне контролируемый ребенок начинает чувствовать злость, раздражение, а главное – чувствовать себя неудачником. Потому что рядом с ним другие подростки, воспитанные в более реалистичных условиях, своими собственными навыками добиваются и получают то, что он не может получить: подходящие для себя отношения, творческую самореализацию, удовлетворяющие профессиональные поиски.
Раздражение и неудовлетворенность нарастает и ...... опять таки, выбирается бегство - первая сигарета. первый наркотик, травка, банка пива. Проблема не решается, в семье поддержки нет, психотерапия часто или не доступна, или игнорируется и путь к зависимости обеспечен.
Не менее важной проблемой для создания зависимо-созависимого паттерна является домашнее НАСИЛИЕ или ИГНОРИРОВАНИЕ ребенка родителями. Насилие бывает: психологическое, физическое, эмоциональное, моральное, сексуальное, финансовое, список можно продолжать. Выросший в атмосфере насилия или игнорирования ребенок лишен необходимого условия для развития – эмоциональной поддержки, осознания своей ценности. В результате формируется низкая самооценка, неверие в свои силы и страх. У подростков это часто - лень.Таким образом, этот ребенок тоже не может сформировать свои механизмы адаптации к изменяющейся среде и удовлетворения своих потребностей. Он попросту отказывается от их удовлетворения в связи с неимением достаточных ресурсов для их удовлетворения.
Результат- лень, депрессия, отказ от усилий, бессилие. При этом любое усилие воспринимается как насилие и в результате отказ..от действия.

Бессилие – состояние, при котором внутреннего ресурса недостаточно для преодоления внешнего сопротивления. Казалось бы психически здоровые люди не могут найти в себе внутреннего ресурса для преодоления подобного бессилия. На самом деле большая часть психической энергии направлена на преодоление тех чувств, которые были вызваны когда-то значимыми взрослыми, насилующими или игнорирующими ребенка. Как правило любая форма насилия и игнорирование вызывают ответную агрессию (у ребенка часто- обиду), но это те люди, на которых злиться нельзя (на маму злиться нельзя), есть запрет на открытую реакцию злости, правда обида иногда допускается. И вырастает такой вечный ребенок с вечным чувством обиды на весь мир или направляет эту агрессию на себя (мазохизм).
Для здорового человека удовлетворенность возникает благодаря реализованным потребностям. Это ряд базовых биологических потребностей, психологических потребностей, интеллектуальных потребностей, социальных потребностей. Для реализации этих потребностей здоровый человек прилагает усилия, осмысливает стратегию и обретает навыки. Для детей, воспитанных в вышеописанных условиях, такой способ реализации своих потребностей затруднен, поскольку сам механизм научения таким навыкам отсутствовал

или им принебрегали.. Поэтому они выбирают более доступные и менее трудоемкие для себя формы почувствовать удовлетворение или отвлечение от неудовлетворенности – различного рода стимуляторы, наркотики, отвлекающие или утешающие факторы, фантазии, сверх идеи и пр.

И становятся зависимыми от них.

Я ЦЕННЫЙ (ХОРОШИЙ, СИЛЬНЫЙ). Ценность ребенка определяется самим фактом его рождения и существования и по праву его вхождения в данную семейную систему. Он ценен, потому что он есть, так как он уже пришел на эту землю, по факту своего рождения.. Он ценен абсолютно любой: слабый, добрый, сильный, здоровый, больной, тревожный, умный, глупый, спокойный, агрессивный. Ценность ребенка не определяется его способностями, его успехами, выгодой, которую получают родители от его рождения. Самоценность и ощущение собственной ценности позволяют ребенку быть таким, какой он есть (со своим темпом развития, со своим темпераментом, со своими способностями и умениями). Он ценен для семьи по праву принадлежности к данной семейной системе, роду, этносу. Искажения данного факта очень хорошо наблюдаются в семейных расстановках, когда нарушается как ценность человека, так и его право на принадлежность данной семейной системе. Вырастая, такой ребенок пытается завоевать свое место в семье, в коллективе любыми возможными для него способами. Кто-то перестает жить своей жизнью, своими мечтами, целями, постоянно ориентируясь на интересы семьи или других значимых людей, становлясь созависимыми от других,теряя себя. Фактор принадлежности имеет огромное место для нормального развития ребенка, при этом принадлежности и доступу к обеим родительским системам и отца, и матери.

Бережное обращение с ценностью ребенка формирует у взрослого самоуважение, самодостаточность, цельность собственного восприятия. Ребенок с осознанием и внутренним пониманием своей ценности, значимости знает кто он, что он хочет, где его место. Он не тратит усилия на борьбу за право принадлежности, а значит он более свободен от зависимо-созависимого паттерна отношений. Он обладает внутренней хорошестью просто по факту принятия себя так, как его когда-то принимали значимые для него люди. Такие дети, вырастая, продолжают обладать собственной ценностью и цельностью, живя в мире с собственной идентичностью. У них, как правило, достаточно зрелые психические защиты, гибкие, но твердые психические собственные границы, понимание и уважение границ другого. Специалисты в таких случаях говорят о достоточно сильном ЭГО. Будучи взрослыми они выстраивают отношения по типу взаимности и уважения, где не нарушается баланс брать и давать.
В отличие от него у созависимого взрослого самооценка часто зависит от внешних обстоятельств. Он нуждается в оценке и одобрении другими людьми, при этом он боится той же оценочности и пытается ее избегать. Эти люди очень болезненно реагируют на любую критику или вообще везде видят оценочные суждения, даже в обычной информации.
Другой существующий миф о том, что родители такого ребенка обязательно сами или алкоголики, или наркоманы, в общем - ребенок из неблагополучной семьи. В течение многих лет считалось, что если папа и мама не пьют и не дерутся, значит, семья благополучная. Вероятно, в период общей неблагополучности населения и такое положение дел было поводом для радости. Однако, благополучность семьи как залог рождения и воспитания здоровых детей – это понятие куда более широкое. Еще одним немаловажным фактором является социальный уровень развития не только семьи, но и страны, где эта семья живет. История нашей страны является тому подтверждением. В период войн, революций, переворотов, перестроек, т.е.постоянной нестабильности очень важным становится фактор выживаемости семьи и всех ее членов. Родителеи в этот период больше заняты выживаемостью и удовлетворением так называемых базовых потребностей. Они выходят на первый план и здесь КОНТРОЛЬ, как психическая защита становится часто доминирующим. Регресссирует общество и каждый его член отдельно.
Ради того, чтобы удовлетворение этих потребностей стало выполнимым в условиях дефицита и постоянной угрозы жизни, люди объединяются и стирают свои собственные индивидуальные потребности, делают их незначимыми в этот период времени. И это оправдано в такие тяжелые времена. Однако, если в посттравматическое время не происходит проработки этого печального опыта, исторические травмы не отрефлексированы и организм не адаптируется к изменившимся условиям, к мирной жизни, а продолжает подавлять свои индивидуальные потребности, внутренний конфликт нарастает. Однако зачастую, навыки обнаружения и удовлетворения своих индивидуальных личностных потребностей не обнаружены (человеку трудно решить или понять для себя, что хочет именно он),раздражение не находит выхода, кроме как в контроле над другими, выражающемся в гиперопеке над детьми и разных формах зависимости. Для созависимых людей гиперответственность и всемогущий контроль являются еще одним проявлением личной ранимости и беспомощности, личной малоценности. Большое значение для формирования зависимо-созависимых отношений является привычная для многих семей манипулятивная система поведения, которая затем проявляется и у данной пары, однако об этом в другой статье.

На самом деле, все мы в той или иной степени вступаем в зависимо-созависымые отношения, важно осознавать данный выбор и максимально переводить отношения во взаимозависимые, когда существует гармония брать и давать, когда каждый отвечает за себя, свои действия и свой выбор.

В рамках психоанализа существует понятие нарциссического расстройства личности. Главной особенностью подобных расстройств является «расстройство эго», дефицит стабильной и способной на интеграцию структуры эго. Когда индивид не испытывает чувства собственного достоинства, окружающие предстают перед ним в необыкновенно привлекательном свете. Тогда оживленная болтовня посторонних людей напоминает о собственной «интеллектуальной бесцветности». Подобные обесценивающие чувства столь невыносимы, что внезапная вспышка раздражения или самобичевание кажутся человеку меньшим злом.

Рассмотрим попристальнее две особые формы зависти, осложняющие нашу жизнь.

Прежде всего следует упомянуть  гендерную зависть, зависть, возникающую между полами. Широко известное фрейдовское понятие зависти к пенису, то есть зависти, которую испытывает девочка к мальчику, или в метафорическом смысле, — женщина к мужчине, роль которого в современном обществе, несмотря на все усилия феминисток, остается неизмеримо значительнее женской,— зачастую воспринимается неверно. Нам не составляет труда понимать зависть к пенису как выражение своего рода социальной зависти. Но мы наталкиваемся на трудности всякий раз, когда пытаемся объяснить, что же такое на самом деле зависть к пенису. В настоящее время почти не осталось представителей психоаналитического лагеря, склонных трактовать подобную зависть как «маленькое отличие» с большими последствиями. Тем не менее в психоаналитической практике встречается достаточно пациенток, для которых имеет важное значение зависть к мужским гениталиям. И это неудивительно, коль скоро пенис - зримый орган, а женские гениталии не бросаются в глаза. Женщина может завидовать мужчине еще и потому, что, в отличие от нее, мужчину, в силу естественных причин, нельзя принудить к половому акту, если он не возбужден. В связи с этим мужчина защищен от изнасилования, между тем, женщина, даже не испытывающая полового возбуждения, рискует быть изнасилованной в любую минуту. Именно поэтому Фрейд писал, что анатомическое строение человека — это «судьба» и анатомическое различие между мужчиной и женщиной никак нельзя считать «маленьким».

Чем более склонна женщина ощущать собственную неполноценность и несовершенство, тем значительнее ее зависть к мужчине. Поэтому подобная зависть также возникает как следствие дефицита, в данном случае дефицита в генитальной сфере. Если же женщина, напротив, уверенно чувствует себя в женской роли и гордится собой, то у нее нет оснований в чем-либо завидовать мужчине.

Менее известен тот факт, что мужчины тоже завидуют женщинам, поскольку последние способны зачать, выносить, родить и кормить грудью ребенка. У примитивных народов сохраняется ритуальный обычай мужских родов. Когда женщина рожает, ее муж лежит в постели и за ним также ухаживают. Европеец особенно завидует женскому бюсту; не случайно обнаженная грудь является излюбленным предметом изображения во многих иллюстрированных журналах.

Зависть к братьям и сестрам — явление широко распространенное. Младшие завидуют превосходству старших, а те, в свою очередь, завидуют младшим, потому что родители относятся к ним с большим трепетом. Кто из родителей не знает случаев, когда один ребенок с гневом ломает игрушку другого, только потому, что у него такой нет. Ребенок размышляет приблизительно следующим образом: если у меня такой игрушки нет, то не бывать ей и у другого. Наблюдая за детьми, можно без особого труда заметить связь между их поведением и завистью, тщательно скрываемую взрослыми.

Широко распространена также возрастная зависть, зависть, которую испытывают дети и родители. Родители завидуют молодости, здоровью, беспечности, свободе детей и, не в последнюю очередь, их сексуальной раскрепощенности. Дети завидуют тем преимуществам, которые предоставляет родителям их возраст, а также общественному положению, знаниям, размеренности половой жизни родителей. Психоанализ свидетельствует о том, что зависть, которую испытывает младенец к материнской груди, к этому неисчерпаемому источнику, к этой молочной реке с кисельными берегами, отзывается во взрослом возрасте. Известный психоаналитик Мелани Кляйн, умершая в 1960 году в Лондоне, впервые заговорила о деструктивном влиянии младенческой зависти, которое выявляется в процессе психоаналитического лечения детей; в настоящее время это общепризнанный факт. Кроме того, подобная зависть заявляет о себе и в процессе психоаналитической терапии взрослых людей.

Зависть имеет вредные последствия для развития ребенка. В связи с тем что объект зависти подвергается воображаемому уничижению и уничтожению, он перестает приносить пользу ребенку, которого мучает стыд и раскаяние за гипотетический проступок. Ребенка пугает перспектива наказания и ввергает в отчаяние сознание того, что он покушается на то, в чем более всего нуждается. Во многих неудачах и промахах повинна зависть. Речь идет о людях, которые «не могут добиться успеха» (Freud, 1915). Индивиду нелегко смириться с мыслью о том, что у другого человека есть то, чего не хватает ему. Если индивид будет свысока посматривать на собственность человека, которому он завидует, то, очевидно, его чувство собственного достоинства возродится, однако вместе с тем он потеряет последнюю надежду на помощь.

Не следует также забывать о социальной ипостаси зависти. Зависть произрастает еще и на почве реальной социальной несправедливости. Как избежать зависти ребенку из малообеспеченной семьи, который видит, насколько велика разница между его ограниченными возможностями и перспективами, открывающимися перед другими детьми? Может ли безработный юноша смотреть без зависти на отпрысков современной "элиты", имеющих воможность получать модное сейчас образование в Англии или приезжающих в образовательные учреждения на дорогих иномарках с охраной? Возможно ли, чтобы при все нарастающем расслоение общества одна ее группа не завидовала другой, мигранты не завидовали коренному населению, педагоги отпрыскам богатых родителей и т.д. Нередко говорят о «зависти неимущих», полагая, что неимущие завидуют богатству имущих. Зависть направлена на то, чего индивид лишен. Однако причиной для зависти служит не только имущество, но и такие человеческие качества, как красота, здоровье, интеллигентность, благородство.

В отличие от ревности, непременно вовлекающей в свою орбиту трех участников, первый из которых — ревнующий, второй — тот, кого ревнуют, и третий — тот, к кому ревнуют, — зависть предполагает наличие двух индивидов, один из которых завидует другому, обладающему тем, что по разным причинам первому недоступно. Человек не может обладать всеми положительными качествами и материальными ценностями, поэтому всегда существует тот, кто имеет больше или располагает чем-то иным. В связи с этим жадность неискоренима и вездесуща.

Гельмут Шок, социолог из Майнца, аргументируя свои выводы подобным же образом, именует зависть «базовой антропологической категорией». По его мнению, зависть «более универсальна, чем принято полагать», и, для того чтобы определить ее наличие, зачастую требуется «демаскировка», призванная разоблачить искусно замаскированную зависть. Нередко зависть оказывается столь продолжительной и интенсивной, а ее влияние на индивида столь привораживающим, что невольно напрашивается сравнение зависти со страстью, разумеется, не имеющей ничего общего с любовью, но родственной деструктивным страстям, например, ненависти.

Зависть может выродиться в самобичевание. Если самобичевание приносит наслаждение, то зависть дополняется мазохистскими компонентами и приближается к перверсии. Интенсивное самобичевание может вызывать физические симптомы. Человек «бледнеет от зависти», поскольку сжимаются кровеносные сосуды и повышается кровяное давление; человек «желтеет от зависти», поскольку кровь насыщается желчью.

Кроме того, зависть может принимать форму ярко выраженной и направленной вовне ненависти. Завистник втайне пытается навредить тому, кому он завидует. Зачастую завистник не ограничивается одним человеком; он изводит открытыми упреками и язвительными замечаниями тех, кто попадается ему под горячую руку. Нередко под горячую руку попадает супруг, дети, которые вынуждены выслушивать постоянные, скептические замечания и терпеть вспышки раздражения недовольных собой завистников, жертвующих близкими. Они оскорбляют, используют и компрометируют своих партнеров, детей, друзей, клевещут на них. Плетя коварные интриги, завистники стремятся компенсировать свои страдания. В данном случае зависть принимает форму причинения вреда окружающим. Шекспировский Отелло пал жертвой завистника Яго, горячо ненавидящего, но действующего с холодным расчетом. Этот эгоист завидует положению и деньгам Отелло, а также его счастью с Дездемоной. Поэтому Яго стремится вселить в душу Отелло ревнивые сомнения, находя отдушину и садистское удовлетворение в зрелище падения своего соперника. В этом отчетливо проявляется сходство зависти и перверсии, в данном случае садизма. Зависть может провоцировать криминальное поведение. Бессмысленное разрушение чужой собственности оказывается зачастую результатом вспышки страстной зависти. Поэтому молодые люди хулиганят, бьют стекла у припаркованных автомобилей, ломают уличные телефонные аппараты, разбивают витрины магазинов, уничтожают памятники культуры. Вандализм расширяет свои границы, превращаясь в межнациональные и государсвтенные катастрофы, где чаще участвуют выходцы из менее обеспеченных семей или мигранты и их потомки. " Так не доставайся ты никому", говорил один из известных литературных героев, перед тем, как выстрелить в объект своих желаний.

Феномен агрессии все чаще входит в наш дом и в наше мироустройство.

Дети ненавидят родителей, а те в свою очередь — детей. Причиной этому являются взаимные разочарования, несбывшиеся надежды. Дети развиваются не так, как хотелось бы их родителям. Однако сыновья и дочери имеют право требовать от своих отцов и матерей, чтобы они были хорошим примером для своих детей.

Дети довольствуются существующим образцом для подражания, с которым они могут себя идентифицировать. Дети не хотят подражать своим родителям. Родители, не уверенные в собственной идентичности  не могут быть примером для своих детей. Они просто не годятся для этого. «Все что угодно, лишь бы не так, как мать!» или «Если отец поступает так, то мы поступим наоборот!» — полагают молодые люди. В данном случае сила ненависти прямо пропорциональна размерам разочарования, которые в свою очередь зависят от уровня предшествовавшей разочарованию идеализации. Ненависть молодежи велика, поскольку матери и отцы, учителя и воспитатели не оправдали даже самых мизерных надежд, которые вполне справедливо возлагали на них молодые люди.

В результате складывается драматическая ситуация; молодые люди не имеют примеров для подражания, объектов идентификации, необходимых для развития личности. По вине этого вынужденного дефицита страдает их идентичность.

Человеку нелегко ощущать связанное с этим состояние внутренней опустошенности. У него возникает соблазн оглушить себя наркотиками, потопить горе в вине или компенсировать унижение, демонстрируя окружающим свою отвагу и дерзость, хамство, неуправляемая агрессия становятся обычным и увы привычным ритуалом нашей повседневности.

Агрессия- (от лат.- aggredi - нападать) индивидуальное или коллективное поведение, действие, направленное на нанесение физического или психологического вреда, ущерба, либо на уничтожение другого человека или группы людей. В значительной части случаев агрессия возникает как реакция субъекта на фрустрацию и сопровождается эмоциональными состояниями гнева, враждебности, ненависти и т.д.

Агрессия представлена множественными терминами в обыденной речи. Агрессия "доброкачественная"(настойчивость, напористость, спортивная злость, мужество, смелость, храбрость, отвага, воля, амбиции) , агрессия "злокачественная"(насилие, жестокость, наглость, хамство, нахрап, зло) и собственно агрессивный, деструктивный тип агрессии. Воспринимаем мы агрессию в виде определнных ощущений, таких как ненависть, злость, раздражение, озлобленность, гнев, ярость.

Ненависть дочери к матери и сына к отцу с легкостью переносится на партнеров соответствующего пола, и возникает половая ненависть.

«Все дело в неприязни», — говорим мы, если наши идеи не воплощаются. «Между нами неприязнь», — объясняем мы, когда кто-то нам противоречит или нас укоряет. Мы реагируем неприязненно, когда кто-нибудь уязвляет нас своей неприязнью, и мы можем «чуть не лопнуть от злости» или «разразиться негодованием». В таком случае возникает необходимость выместить свое негодование на другом человеке, иначе говоря, в активной форме попытаться разозлить его, между тем как первоначально неприязнь испытывали мы и в форме пассивной. Будучи неотреагированной вовне, злость может буквально душить человека. «Проглоченная» злость не исчезает, а продолжает развиваться в психике индивида. В результате возникают печаль, досада, раздражительность, антипатия, доходящая до отвращения, негодование и дурное настроение. Злость может настолько глубоко укорениться в бессознательном, что провоцирует порой  тяжелые психосоматические расстройства.

Озлобленность — это результат подавления злости, форма хронической неприязни, которую индивид питает к своему оппоненту. В данном случае правомерно вести речь о характере, доминирующей чертой которого является ненависть. Обладатели подобного характера имеют за плечами немало обид и разочарований, берущих начало в младенчестве. Например, многие воспитанники детских домов оказываются «озлобленными детьми», личности которых поражены ненавистью. Готовность таких детей к насилию является следствием жестокого обращения, которому они подвергались. Отверженные, беспомощные, брошенные на произвол судьбы, эти изгои не могут развивать самосознание. Состояние подобных детей и подростков указывает на тесную взаимосвязь между озлобленностью и самосознанием. Молодые люди, склонные к насилию, по сути своей люди уязвленные, обиженные и не уверенные в себе. Растущая озлобленность призвана закрыть своей массой невыносимые обиды и разочарования. Жажда любви у этих людей никогда не утихает. Поэтому не стоит удивляться тому, что они пестуют свою озлобленность; они относятся к окружающим с таким же равнодушием, черствостью и бессердечием, с каким относились когда-то к ним.

Элементарные потребности в заботе и уверенности, которые испытывают подобные индивиды, остаются неудовлетворенными. Вместо этого они сталкиваются с открытым неприятием, жестокостью, неуважением и лицемерием воспитателей и родителей, которые впоследствии, замечая, что дети пренебрегают общепринятыми нормами, ни во что не ставят родительские ценности, не могут понять, что пожинают лишь то, что посеяли сами.

Злоба и неприязнь могут перерасти в гнев, при котором «кровь закипает в жилах», и взбешенный, разъяренный человек выходит из себя, рвет и мечет и готов обрушиться на любую преграду, вставшую на его пути, это уже аффект.

Враждебность — это совокупность ощутимых, но незримых аффективных и когнитивных реакций, формирующих предубеждение против определенной личности.

Насилие, напротив, представляет собой вполне очевидное враждебное поведение индивида, не гнушающегося применять физические или психологические средства для того, чтобы травмировать противника, прямо или косвенно ему вредить.

Если гнев обращается против определенных групп населения, например, против таких меньшинств, как иностранцы, эмигранты, инакомыслящие и пр. то следует вести речь о ксенофобии, в которой нет и следа страсти, а есть только неприкрытая ненависть и жажда разрушения, заслуживающие самого решительного осуждения.

Гнев вызывает вспышки ярости, может внезапно проявляться в виде вспыльчивости и тотчас угасать. Ярость освобождает людей от накопившихся отрицательных эмоций.

Кроме того, ярость может быть «праведной» и «благородной»; такая ярость заставляет людей бороться за достижение своей цели. Удовлетворение в данном случае достигается за счет определенных слов и поступков. Вместе с тем правомерно говорить и о «страстной» ярости, которая характерна для людей, страстно увлеченных каким-то предприятием, не желающих никому ни в чем уступать, яростно защищающих свое детище; такая ярость конструктивна. Деструктивной оказывается ярость, которая находит свое выражение в насилии, жестоких поступках, пытках и убийствах.

Однако не следует полагать, что ярость — черта, характерная прежде всего для криминального мира. Примеры нетерпимости легко обнаруживаются в повседневной жизни, в процессе общения с окружающими, которые способны нещадно ругать человека за его спиной. Нередко отношения людей бывают наполнены сарказмом, призванным унизить ближнего, обесценить его или его труд.

Депрессия или как ее называли раньше меланхолия известны очень давно.

Понятие меланхолия (от μελας и κολος — черная желчь) —использовалось еще во времена Гиппократа и Галена для обозначения печального (унылого) расположения духа, с чувством поражения без объективных причин. В русской терминологии меланхолия - "мрачное помешательство" — один из характерных видов душевного расстройства. Сущность психических изменений при меланхолии заключается в том, что человек находится в печальном, подавленном настроении, не мотивированном или недостаточно мотивированном внешними обстоятельствами, и что психическая деятельность его вообще сопровождается неприятными, болезненными мучениями. Вместе с тем в сознании преобладают представления, соответствующие грустному расположению духа; фантазия и воспоминания больного направлены исключительно на неприятные вещи и события, он все видит в мрачном цвете, ничто его не радует, жизнь становится ему тягостной, стимулы к деятельности слабеют или совершенно исчезают, он делается малоподвижным, безучастным к своим важнейшим жизненным интересам, считает лучшим исходом смерть, которая нередко осуществляется путем самоубийства. Суицид в этом случае является выходом. Но это о самых тяжелых формах депрессии. В настоящее время мы больше сталкиваемся с более легкими формами проявления данного недуга или состояния, как хотите.

Исследования в различных странах мира показывают, что депрессивные состояния и расстройства становятся одним из наиболее распространенных недугов нашего времени (наряду с сердечно-сосудистыми заболеваниями). Депрессией страдают миллионы людей (по разным исследованиям от 10 до 20 % населения развитых стран).
С одной стороны, депрессией или меланхолией называют очень большой спектр переживаний и состояний, которые не являются настоящей депрессией. Например, можно услышать выражение "он впал в депрессию" о человеке, у которого ненадолго испортилось настроение по поводу какого-то не очень приятного события, или о человеке, который грустит по поводу кратковременной разлуки с родными. Это не депрессия, а просто нормальная реакция на жизненные обстоятельства.

Напротив, иногда депрессия бывает очень острая. В наиболее тяжелых случаях, человек перестает выходить из дома, разрывает связи с другими людьми, не может заниматься содержательной деятельностью, перестает заботиться о себе (есть, мыться и т.д.). Это может происходить в ответ на какое-то тяжелое событие жизни, но иногда и без видимой для постороннего глаза причине, но в  любом случае причиной депрессии является утрата. При утрате внешнего объекта происходит нормальная фаза горевания, которая не является истинной депрессией, а есть нормальная фаза переживания горя, для преодоления которого требуется время. При настоящей депрессии это состояние усугубляется и здесь уже необходима помощь специалиста. Психоаналитики считают, что корень депрессии в утрате части себя, что часто прослеживается у так называемых доэдипальных патологиях личности.

Иногда депрессия проходит как бы скрыто, «размазываясь» по жизни человека серой пленкой и лишая его яркости ощущений. Окружающие, да и сам человек, не считают это состояние каким-то особенным. Но жизнь не приносит удовольствия или воспринимается как лишенная смысла и проходит обычно в черно-бело-серых тонах.

Депрессия может иметь внешние и внутренние причины.

Это значит, что иногда депрессия возникает как реакция на какое-либо внешнее событие: болезнь, развод, смерть близкого человека, потеря работы, измена, серьезный конфликт. Все эти события имеют общую черту: это утрата.

Иногда депрессия может развиваться у людей, переживающих жизненные изменения. На первый взгляд эти изменения могут выглядеть очень даже радужно, например, повышение по службе, переезд на новое место жительства, новый социальный статус. Однако даже самые, казалось бы, позитивные изменения могут сознательно (а чаще бессознательно) восприниматься как личная утрата (прошлого, значимых отношений, привычного места или статуса). Как и в случаях реальной утраты, эти события могут вызывать также переживание вины, иногда - стыда, и приводить к депрессивным переживаниям.

В других случаях нет какой-то отчетливой внешней причины депрессии. Глубокие внутренние причины возникновения таких состояний могут быть индивидуальны для каждого человека.

Особенности личности и отношений раннего детства могут повлиять на то, что у человека возникает общее депрессивное отношение к жизни. Он может быть склонен к самокритике, постоянно осуждать, стыдиться и обвинять себя, жертвовать собственными удовольствиями, чтобы заслужить расположение других. Либо, напротив, жаловаться на несправедливость и неосуществимость своих желаний и притязаний и обижаться на жизнь и окружающих.

В некоторых случаях человек теряет способность получать удовольствие от жизни. Иногда это депрессивное состояние чередуется с периодами высокой активности, безграничного оптимизма и экстремальной эффективности. Окружающие обычно чаще видят активную и беззаботную сторону такого человека, восхищаются им, завидуют. А его страдающая теневая сторона открывается лишь очень близким людям. В этом случае мы встречаемся с маниакально-депрессивным синдромом, где фазы маниакальной активности чередуются с состояниями депрессии. Здесь тоже могут быть разные формы. Таким образом, различаются функциональные состояния депрессии, возникающие у здоровых людей в рамках нормального психического функционирования и депрессия патологическая - один из основных психиатрических синдромов.

Что же такое маниакально – депрессивный синдром?

Или, как ее еще называют, маниакальная экспрессия? Врачи – психотерапевты характеризуют данное заболевание следующим образом: нарушение психики, протекающее на фоне волнообразных психоэмоциональных состояний: депрессивного (пониженное настроение) и маниакального (излишне возбужденное настроение). Между этими фазами психические расстройства могут исчезать полностью, личность человека при этом не страдает.

Маниакально-депрессивный психоз является генетически обусловленным заболеванием. Генетические исследования маниакально депрессивных психозов подтвердили этот факт. Проще говоря, предрасположенность к развитию данного заболевания может передаваться по наследству. Однако обратите внимание, что речь идет не о самом заболевании, а лишь о предрасположенности к нему. И совершенно не обязательно, что маниакально депрессивный синдром даст о себе знать – вполне возможно, что человек никогда не столкнется с данным заболеванием. Очень многое зависит от обстановки, в которой растет и развивается ребенок – родители обязательно должны помнить об этом.

Чаще всего болезнь дает о себе знать после того, как человек достигнет тридцатилетнего возраста. Причем заболевание крайне редко начинается сразу в острой форме. Как правило, в течение некоторого времени сам заболевший человек или его близкие родственники начинают замечать определенные предвестники данного заболевания.

В первую очередь в значительной степени изменяется психоэмоциональный фон человека – он становится крайне неустойчивым. Человек может часто находиться либо в чрезмерно угнетенном, либо, напротив, чрезмерно возбужденном настроении. После этого может наблюдаться ярко выраженная фазность течения предвестников – угнетенное состояние сменяется возбужденным. Причем чаще всего депрессивные фазы длятся гораздо большее время, чем возбужденные.

Подобное состояние может длиться от полугода до нескольких лет. И если недомогание не будет своевременно выявлено и больной человек не получит необходимую помощь, предвестники плавно перейдут непосредственно в само заболевание – маниакально – депрессивный психоз.

Насилие широко распространено в практике обыденной жизни. Оно настолько привычно, что мы и не считаем насилие насилием, это норма. Причины обычной жестокости находятся в культуре нашего общества. Рассмотрим ситуацию с эмоциональным насилием подробнее. Крик, как уже упоминалось, самый знакомый вид эмоционального насилия. Многих детей крик парализует. Часто возникает парадоксальная ситуация – ребенка хотят поторопить, сначала просто говорят «Быстрей, быстрей». Потом начинают кричать – и вот здесь происходит полное разрушение той деятельности, которой ребенок занимался пусть и недостаточно быстро.

Вообще говоря, многие родители и учителя знают, что крик не приводит к требуемому результату. Однако они продолжают кричать на детей. Зачем? Например, чтобы криком снять собственное напряжение и тревогу. Получить разрядку, несмотря на то, что ребенку расслабление взрослого стоит эмоционального комфорта. «Мне плохо, а я еще буду заботиться о том, чтобы ребенку было хорошо?» – с возмущением спрашивал меня один папа. Высказывание, типичное для эмоционального насильника. Оно говорит о том, что насильник почти не отделяет себя от жертвы, воспринимает себя и ребенка в некотором смысле как одно целое.

В семье, где эмоциональное насилие происходит часто, существует негласное правило. Формулируется оно примерно так:» Все члены нашей семьи должны чувствовать одно и то же одновременно». Особенно это верно по отношению к отрицательным чувствам. Пришла мама с работы, где ее начальник оскорбил и расстроил, накричала на своих домашних. Все ее родные теперь расстроены и оскорблены. Все чувствуют одно и то же, это сближает, напоминает людям, что они не чужие друг другу. Непосредственная перекачка чувств. Мама немного своих расстройств отдала, и ей полегче стало.

Часто про детей говорят: «Пока не доведет, не успокоится». Кажется, будто ребенок вызывает скандал, провоцирует взрослого человека. Накажешь такого ребенка, он поплачет, а потом быстро успокоится. Передал немного своего внутреннего беспокойства взрослому, стало легче. В тех случаях, когда человек не очень понимает, где кончается он сам, а где начинается другой человек, где его чувства, а где чувства другого человека, где его проблемы, а где проблемы другого человека, где его ответственность, а где ответственность другого человека – там легко возникает эмоциональное насилие.

Кроме перечисленных в прошлой статье рациональной и иррациональной вины существует и так называемая экзистенциальная вина .

Экзистенциальная вина это ответственность человека перед собой за свою непрожитую жизнь. Цена, которую платит человек за невоплощение своей судьбы, за жизнь прожитую не для себя, за отчуждение самого себя от своих истинных чувств, желаний и мыслей.

Понятие   экзистенциальной вины можно сформулировать так: «Если я признаю, что сейчас могу изменить что-то очень не нравящееся мне в себе или в своей жизни то мне придется признать, что я мог изменить это давно. А значит, я виноват в том, что эти годы прошли впустую, виноват во всех своих потерях или неприобретениях».

Тот факт, что она не осознается (а она, как правило, не осознается) не делает ее менее острой и менее мешающей нам меняться. 

Наличие такого типа вины очень заметно во время проведения различных семейных и структурных расстановок.

Неудивительно, что чем старше человек, чем старше его конкретная проблема или общее чувство недовольства жизнью, тем сильнее будет его экзистенциальная вина перед собой.

Это может быть до такой степени разрушительным переживанием, что проще оставаться в убеждении «я не могу это изменить».

Чувствовать экзистенциальную вину (особенно когда речь идет о чем-то очень значимом и желанном) бывает настолько больно и невыносимо, что человек предпочитает жить со своим страданием, как с непоправимым: «я ничего не смог(ла) сделать с этим тогда, потому что с этим невозможно ничего сделать в принципе». Другой вариант ухода от ответственности, дабы не испытывать это чувство вины выражение -"уже поздно". Поэтому зачем меняться, делать какие-то усилия, работать в психотерапии, анализировать свою жизнь с психоаналитиком. если "уже поздно"?

Ирвин Ялом в своей работе «Экзистенциальная психотерапия» писал по этому поводу: 

 «От человека ожидается, чтобы он сделал из себя то, чем он может стать, чтобы воплотить свою судьбу» - Эта позиция ведет происхождение от Кьеркегора, описавшего форму отчаяния, связанного с нежеланием быть собой. Саморефлексия (осознание вины) умеряет отчаяние: не знать, что находишься в отчаянии, - это еще более глубокая форма отчаяния.

На то же обстоятельство указывает хасидский раввин Сашья, который незадолго до своей смерти сказал: «Когда я приду на небеса, там не спросят меня: «Почему ты не стал Моисеем?». Вместо этого меня спросят: «Почему ты не был Сашьей? Почему ты не стал тем, кем мог стать только ты?».

Отто Ранк остро осознавал эту ситуацию и писал, что предохраняя себя от слишком интенсивного или слишком быстрого проживания, мы чувствуем себя виновными из-за неиспользованной жизни, непрожитой жизни в нас.   

 В отличии от иррациональной вины, за которую мы не можем взять ответственность, так как она вообще нам не принадлежить не смотря на те мучения, которые доставляет, экзистенциальная и рациональная вина находятся в компетенции нашей индивидуальной ответственности и от нас самих зависит будем ли мы испытывать комплекс вины или начнем жить. Принятые чувства рациональной и экзистенциальной вины перестают разрушать нашу жизнь, укрепляют личность и дают возможность жить более осознанно и свободно.