Блог специалиста

Подписаться на RSS

Популярные теги Все теги

Дети алкоголиков, повторение сценария.







 Как живется детям алкоголиков, что ждет их в будущем, есть ли возможность для них выйти из сценария - зависимый-созависимый? Вопросов, пожалуй больше, чем ответов.


Алкоголик в семье, это всегда травма для всех членой семьи и особенная травма для детей. Как правило, сам зависимый отрицает свою зависимость, партнер зависимого также отрицает зависимость (как у всех) или играет в игру "Спаситель", создавая фасад нормальной семьи.

В семьях зависимых много лжи и ребенок рано начинает лгать или скрывать свои чувства, часто делая и то, и другое. В таких семья есть тайна, которую не стоит выносить из дома, знаменитый "сор из избы", что часто способствует перевернутому представлению о реальности.
 В семьях. где пьет один родитель, а другой является созависимым, ребенок часто присоединяется к созависимому, начиная дружить против алкоголика, что опять таки создает искаженное восприятие, как и своих чувств, так и нормальных отношений. Ребенок вообще не имеет опыта доверительных, близких отношений, вынося затем свой деструктиынй опыт в собственную взрослую жизнь, где отношения строятся или по типу - зависимый- созависимый, или вообще нет возможности длительных отношени

Ребенок алкоголика часто становится довольно рано сам себе родителем, и начинает сам о себе заботится с малых лет, что способствует и в дальнейшем умению строить не партнерские отношения. а родительско-детские отношения, где фактически оба партнера инфантильны.

У родителей- алкоголиков нет времени на ребенка. его развитие, удовлетворение его потребностей. Если оба родителя пьют , то они заняты спиртным, если это зависимый и созависимый, то у них тоже своя игра, в которой ребенок может быть средством и инструментом для манипуляции. Как личность ребенок для родителей может быть не видим.

Часто дети в семье алкоголиков начинают рано пить. И тут дело не только в генетике. Алкоголь может служить инструментом который помогает стать видимым в мире родителей, стать значимым, тем, с кем считаются, вокруг которого вертится вся семья. Ведь они наблюдали с ранних лет на тот "кураж", в котором гаходился алкоголик, подчиняя всех домочадцев своим прихотям. Он может сидеть с ними за столом, испытывать те же чувства, что и они, воссоединиться с ними. Он так же может стать еще одним зависимым и его настроение и поступки будут важны для созависимой матери или отца.

Вырастая ребенок алкоголика приобретает ряд черт, которые и определяют его дальнейший жизненный путь.

Даже если он сам не пьет, тем не менее детский опыт закладывает свой фундамент:


Взрослые дети алкоголиков не знают, что такое эмпатия;

Они не знакомы с понятием "нормальная семья"

Они воспринимают эмоциональное и физическое насилие в семье, как норму;

Они воспринимают манипуляции. как один из видов "нормальных отношений"

Они толирантны ко лжи и лгут сами;

Они часто не умеют дифференцировать собственные чувства;

Они не умеют доверять другим и живут в постоянном напряжении;

Они не планируют и избегают структурирования в собственной жизни. так как любые планы в детстве нарушались выходками родителей-алкоголиков;

Они боятся негативных чувств других людей;

Часто они играют привычную роль "Жертвы", чаще воспринимаю себя, как "плохого, не достойного";

Им нужно постоянное подтверждение собственной значимости со стороны третьх лиц;

Они не умеют получать удовольствие от жизни. так как в их семье единственный, кто это делал. был родитель-алкоголик, получая "псевдоудовольствие";

Они часто становятся трудоголиками, так как не знают, что еще можно дулать в этой жизни;

Они не умеют отдыхать, достойно  и интересно проводить досуг.

Они вынуждены использовать такую защиту, как контроль, так как не достаточность контроля в детстве была чревата ( не увернулся. попался под руку и т.д.);

Они стыдятся своих родителей и не приглашают никого в дом, так как там тайна может быть раскрыта (пьяный отец);

Они часто импульсивны;

Выбирают партнеров по типу деструктивного сценария родительской семьи.


Выход - индивидуальная, семейная и групповая терапия, где сначала вскрываются деструктивные сценарии. а затем приобретается другой опыт взаимоотношений, свободный от сценария зависимо-созависмых отношений.











И снова о жертвенности.

 В последнее время тема жертвенности, понимание ее истоков, роль в жизни современного человека становится актуальной как никогда. В научной среде эта тема известна под таким определением, как виктимность.

Виктимность [от лат. victima — жертва] — достаточно устойчивое личностное качество, характеризующее объектную характеристику индивида становиться жертвой внешних обстоятельств и активности социального окружения, своего рода личностная предрасположенность оказываться жертвой в тех условиях взаимодействия с другими и воздействия этих других, которые в этом плане оказываются нейтральными, «не опасными» для других личностей.

В ХХ веке виктимология выделилась из криминологии в отдельную дисциплину, границы которой к настоящему времени расширились настолько, что привели к ее превращению в междисциплинарный подход актуальнейшего общественного значения. По мере слияния виктимологии с психологией все более настойчивым становился вопрос о социокультурных и историко-психологических корнях виктимного поведения. Вторая половина ХХ века стала эпохой подлинного расцвета роли исторической психологии в исследовании и интерпретации глубинных  причин виктимного поведения.
Одним из первых открытий, сделанных еще задолго до того, как виктимология стала научной дисциплиной, стало понимание гендерных различий виктимного поведения.
«Платон не знал, к какой категории отнести женщин: к разумным существам или же к скотам, ибо природа вставила им внутрь, в одно укромное место, нечто одушевленное, некий орган, которого нет у мужчины и который иногда выделяет какие-то особые соки: соленые, селитренные борнокислые, терпкие, жгучие, неприятно щекочущие, и от этого жжения, от этого мучительного для женщины брожения упомянутых соков (а ведь орган этот весьма чувствителен и легко раздражается) по всему телу женщины пробегает дрожь, все ее чувства возбуждаются, все ощущения обостряются, все мысли мешаются. Таким образом, если бы природа до некоторой степени не облагородила женщин чувством стыда, они как сумасшедшие гонялись бы за первыми попавшимися штанами, в таком исступлении... какого вакхические фиады не обнаруживали даже в дни вакханалий, ибо этот ужасный одушевленный орган связан со всеми остальными частями тела, что наглядно доказывает нам анатомия».
Слова выдающегося французского мыслителя и писателя эпохи Ренессанса Франсуа Рабле в весьма грубой сексистской форме дают нам, однако, представление о том, в чем виделись основные точки уязвимости женской психики в донаучный период развития психологии.
ХХ век и появление глубинной психологии открыли совершенно новые основания для анализа женской виктимности. Отец психоанализа З.Фрейд, исследуя исторически обусловленные механизмы сексуального поведения, пишет: «Нам не трудно уже позже оправдать то, что казалось сначала предрассудком, нашим мнением о любовной жизни женщины. Кто первый удовлетворяет с трудом в течение долгого времени подавляемую любовную тоску девушки и при этом преодолевает ее сопротивление, сложившееся под влиянием среды и воспитания, тот вступает с ней в длительную связь, возможность которой не открывается уже больше никому другому. Вследствие этого переживания у женщин развивается «состояние подчиненности», которое является порукой ненарушимой длительности обладания ею и делает ее способной к сопротивлению новым впечатлениям и искушениям со стороны посторонних».
Однако куда более развернутую картину исторических детерминант женской виктимности дает аналитическая психология Карла Густава Юнга в контексте феномена коллективного бессознательного и роли Архетипов, одним из которых является Архетип Жервы. Рассматривая вслед за З.Фрейдом глубинно-психологические причины женской истерии, Карл Густав Юнг пишет: «Комплекс при истерии обладает аномальной автономией и тенденцией к активной отдельной жизни, которая снижает и замещает констеллированную энергию Эго-комплекса. Таким образом, постепенно развивается новая болезненная личность, склонности, суждения и решения которой движутся лишь в одном направлении - в направлении ее желания быть больной. Эта вторичная личность пожирает все, что осталось от нормального Эго и принуждает его выполнять функцию вторичного (несамостоятельного) комплекса».

Разработку идей Юнга продолжила его талантливая ученица Тони Вульф. Исследуя Архетип Анимы, в частности такой его вид как женщина-медиум, она отметила, что женщины этого типа находится под приоритетным влиянием коллективного бессознательного, чья сила превосходит воздействие на ее Эго «духа своего времени». Женщина-медиум во взаимодействии с коллективным бессознательным может быть классическим медиумом, т.е. быть пассивным проводником, но может и вызывать его сама. Как правило, отмечает Тони Вульф, такая активность связана с воздействием Архетипа Тени и женщина проецирует этот угрожающий негатив в социальное окружение. Таким образом в глазах социума – особенно маскулинной его части – она становится носителем зла. А поскольку взаимодействие с бессознательным у нее не опосредуется символообразующей функцией Эго, женщина обычно не в состоянии объяснить, что с ней происходит и что движет ее поступками – «переполняющая энергия коллективного бессознательного проносится через Эго женщины-посредницы и ослабляет его...» Такое явление еще получило  определение, как  Комплекс Кассандры, названной по имени мифологической прорицательницы, дочери Приама и Гекубы.

В психологии данное определение используется  специалистами в отношении людей, испытывающих физические и эмоциональные страдания в результате нарушенного межличностного восприятия и которым не верят, когда они пытаются поделиться с другими причиной своих страданий.

Влиятельный британский психоаналитик Мелани Кляйн предложила образ Кассандры как  репрезентацию морального сознания человека, предназначенного для предостережения. Моральное сознание в её образе «предсказывает приход болезни и предупреждает, что последует наказание и поднимется гнев». Потребность Кассандры указывать на нарушения морали и их социальные последствия движима тем, что М. Кляйн называет «деструктивным влиянием жестокого  Супер ЭГО», которое в греческом мифе представлено богом Аполлоном, повелителем и истязателем Кассандры. Используя эту метафору, М. Кляйн подчеркивает моральную природу некоторых предсказаний, которая стремится пробудить в других «отказ от веры в то, что им кажется истинным и выражает универсальную тенденцию к отрицанию, где отрицание является мощной защитой против наказующей тревоги и вины». Таким образом жертвенность и готовность к жертвенности напрямую связана с наличием у человека Комплекса Кассандры и чаще отмечается у представительниц "слабого пола".

В рамках современной психологической науки, по сути дела, на «проблемном» перекрестке юридической и социальной психологии сформировалась область знания, которая определяется как виктимология, то есть наука о поведении жертвы. В логике социальной психологии такое личностное свойство, как виктимность, достаточно жестко коррелирует с неадекватно заниженной самооценкой, с неспособностью, а порой и нежеланием отстаивать собственную позицию и брать на себя ответственность за принятие решения в проблемных ситуациях, с избыточной готовностью принимать позицию другого как несомненно верную, с неадекватной, а иногда патологической тягой к подчинению, с неоправданным чувством вины и т. п. Одним из наиболее известных и ярких примеров проявления личностной виктимности является, так называемый, «стокгольмский синдром», который выражается в том, что жертвы на определенном этапе эмоционально начинают переходить на сторону тех, кто заставил их страдать, начинают сочувствовать им, выступать на их стороне, иногда даже против своих спасителей (например, в ситуации захвата заложников и попыток их освободить). Личностная виктимность достаточно часто актуализируется в форме откровенно провокационного поведения потенциальных жертв, при этом часто ни в коей мере не осознающих того факта, что их поведенческая активность, по существу, практически впрямую подталкивает партнера или партнеров по взаимодействию к насилию. Подобное поведение особенно в экстремальных или попросту неординарных ситуациях является стимулом агрессии прежде всего со стороны авторитарных личностей.

В последнее время все больше специалистов связывают виктимность с групповыми и историческими процессами в нашем обществе, в частности с наличием родовой памяти и травмой, полученной кем то в роду, а возможно и целыми поколениями, но так и не проработанными.  Конфликты между целыми родами, национальностями, государствами подтверждают актуальность налия данной проблемы. Существуют психологические барьеры в международных отношениях и исторических травмах, передающихся из поколения в поколение и проявляющихся в международных процессах. Данная проблема проявлена в многолетних конфликтах между арабами и евреями, англичанами и шотландцами, сербами и боснийцами, армянами и азербайджанцами (Нагорный Карабах). Эта же психологическая проблема не проработанной травмы разыгрывается на наших глазах между украинцами и русскими, когда и та, и другая сторона продолжают втягивать друг друга в заколдованный круг Жертвы-Агрессора.

Выход из данного круга- прорабатывание исторических и личностных травм. Здесь важен фактор скорби. Скорбь об утрате делает ее реальной. Здесь очень важен ритуал горевания, когда признается факт травмы и оплакиваются ее жертвы. Скорбь означает сохранение памяти. Необходимо найти способ переработать травму таким образом, чтобы о ней не забывали, не прятали, но помнили о ней с миром. Что касается народа, который смог переработать свою избранную историческую травму, то здесь можно привести пример евреев и их скорби по жертвам Холокоста. Эта скорбь не направлена на месть. Прорабатывают свою травму и немцы, используя и психологические , и политические, и культурные рычаги. Для истинной проработки исторический травмы необходиы усилия на всех уровнях и заинтересованность государственных структур.